Русское Информационное Поле

Халдеи. 5
Источник: | Фото взято из оригинала статьи или из открытых источников
22.11.19 | 2529

---

---

 
— Здесь скверно пахнет.
— Простите, но мне так удобнее. Прошу вас, Николай Петрович, перетерпите.
— Хотелось бы знать, чем обязан?
— Мне захотелось взглянуть на вас.
— Ну и как я вам?
— Скорее, никак, чем как.
— Большое вам человеческое спасибо.
— Не надо хамить, Николай Петрович. Вам это не к лицу.
— Я сам знаю, что мне к лицу, а что нет. Вы на меня глянули, а я вас не вижу.
— Вам не положено.
— Хорошо, говорите по делу.
— Хотите оракул?
— Спасибо.
— Спасибо да или спасибо нет?
— Просто, спасибо.
— Вы говорите загадками, Николай Петрович, хотя вы и не сфинкс, а я этого не люблю, я могу обидеться.
— Ваше право.
— Накликаете проклятие.
— Где-то я уже это слышал.
— Опять хамите. Впрочем, вижу, что вы человек не из робкого десятка. Скажу вам откровенно: вы опять влезли не в своё дело.
— Кто сказал, что оно не моё и почему опять?
— Оно не ваше, и вы сами это знаете. Опять, потому что опять. Помните историю с камнями?
— Та история закончилась.
— Ошибаетесь, Николай Петрович. Мироздание устроено так, что начало и конец, альфа и омега — это только для вас, чтобы крыша раньше времени не съехала.
— И что из того?
— Ничто не начинается с начала и ничто не заканчивается после конца.
— Теперь вы говорите загадками.
— Я так устроено.
— Странно.
— Что странно, Николай Петрович?
— Странно вы так о себе сказали.
— Уж как есть. Вам ещё очень повезло. Мало кто может похвастаться приватной беседой с Пифией.
— Так чем я обязан?
— Как вы нетерпеливы, однако.
— Здесь тяжело дышать.
— Сейчас станет легче.
— Спасибо.
— Спасибо да?
— Спасибо да.
— На вас не угодишь, Николай Петрович.
— Говорите прямо: чего вы от меня хотите?
— Сущую малость, пустяк, безделицу.
— Какую же?
—Перестаньте, наконец, совать свой нос в чужие дела.
— Вы снова говорите загадками.
— А никаких загадок нет. Просто прекратите исследовать список.
— Какой список?
— Не придуривайтесь, Николай Петрович.
— Я не могу.
— Почему, позвольте узнать?
— Мне заплатили. Я взял деньги.
— Это не проблема. Денег вокруг море, только пожелайте.
— Если я не выполню обязательство, то попаду на негативную карму.
— Вы же не верите в карму.
— Не верю, — согласился Петрович, — а вдруг?
— Хотите оракул? Вам бесплатно.
— Спасибо нет.
— С вами трудно, Николай Петрович.
— Уж как есть.
— Вам их не остановить, а глупостей можете наделать немало.
— Кто они?
— Скажем так, халдеи.
— Официанты что ли?
— А вы шутник, однако.
— Вы правы, — согласился Петрович. — Есть у меня один знакомый халдей. Только я слышал, что он халдей последний.
— В некотором роде последний, но вы были невнимательны ко мне.
— Я что-то пропустил?
— Да. Начало и конец — это только для вас, но не для мироздания.
— Откуда мне это знать?
— Зачем вам знать, у вас вместо знания есть вера. Вы же верите в загробную жизнь.
— Я верю в жизнь... Чаю воскресения и жизни будущаго века.
— Сочувствую вам, Николай Петрович.
— Почему?
— Вечная жизнь — это очень сложно и долго, бесконечно долго.
— А как же тогда начало без начала и конец без конца?
— Вы не уловили концепт.
— Мне это без разницы.
— Почему вы всё время хамите, а, Николай Петрович?
— Я так устроен.
— Вижу, что так, а не иначе.
— Можно вопрос?
— Я же Пифия. Мне все задают вопросы. Только не формулируйте слишком конкретно, иначе оракул может получиться заумный. Проще, Николай Петрович, проще. И потом вы же знаете, что конкретно нельзя.
— Мне не нужен оракул. Просто я хочу знать, на чьей вы стороне?
— А вы имеете право задавать такие вопросы?
— Не знаю, но знаю, что вы не вправе уклониться от ответа.
— Браво, Николай Петрович! Подловили.
— Ответ будет?
— Видите ли, Николай Петрович, у меня нет и не может быть стороны. Я вне сторон. У меня своя роль.
— Могу я узнать какая?
— Это уже второй вопрос, но я отвечу. Я обязана поддерживать равновесие. Без меня может нарушиться баланс. Поэтому я вне сторон.
— Спасибо. Теперь я знаю, что вы шар.
— Неужели нельзя обойтись без хамства?
— Нельзя. Вы мне толкуете о нейтралитете, а сами откровенно обхаживаете орден.
— Орден помогает поддерживать равновесие. В деле поддержания равновесия, к сожалению, не обойтись без сумрачного германского гения.
— И кто же гений? Великий магистр, что ли?
— Нет, командор ордена.
— Таня Шпанц?!
— Это не совсем Таня. Это genius loci.
— Кто?!
— Хранитель места, хранитель духа, хранитель традиций, хранитель ароматов и снов, соль земли, если хотите.
— Таня не человек?
— Отчасти и человек, но большей частью genius loci. Кстати, имейте в виду, что Таня не в курсе, что она вместилище genius loci.
— Хорошо, я буду иметь в виду, хотя не могу себе представить мадам Шпанц в образе сумрачного германского гения.
— Это земля, отданная германцам, но гений-хранитель был надолго изгнан из этих мест. Теперь появилась возможность вернуться. Для этого на поверхности нужен орден.
— На поверхности?
— На поверхности. Если соль положить на земле, то ее смоет дождем в канаву, из канавы она попадет в ручей, из ручья в реку, и так далее. Море будет соленым, а земля станет пресной. Соль должна храниться в земле. Впрочем, не забивайте себе голову бесполезной для вас информацией.
— Подождите! Постойте! Почему земля была отдана Германии?
— Вы невнимательны. Не Германии, а германцам. Их миссия заключается в том, чтобы оплодотворять эту землю.
— Я что-то слышал о праве первой брачной ночи.
—  Остановитесь, Николай Петрович! Вы уже готовы произнести глупость. Гений может обидеться. Поверьте, мне на слово: местные бароны знали об истинных размерах своей миссии. Для германского нобиля совокупляться с местным населением равносильно тому, чтобы запятнать себя скотоложством.
— Что значит миссия?
— Это значит, что здесь они должны были сохранить то, что неизбежно должно было быть утрачено в Германии и что, в конце концов, было утрачено.
— Заковыристо даже для Пифии.
— Уж как есть.
— Кстати, я слышал о каком-то угрожающем миру экстраординарном событии. Что-то вроде рождения антихриста.
— Болтают. Оно не дотягивает до масштабов антихриста. Оно не сможет нарушить равновесие. Сегодняшнее положение даже слишком устойчиво.
— Это плохо?
— Двойственно. Равновесие — это порядок, отсутствует поступательное движение вперед. Диалектика, если хотите: польза для всех перестает быть пользой для каждого.
— Чем я могу быть вам полезен?
— Вы не устаете меня удивлять, Николай Петрович. Сначала категорически отказываетесь прекратить своё расследование, а теперь предлагаете сотрудничество.
— Я должен довести расследование до конца и предлагаю вам сотрудничество, потому что пришел к выводу, что мы можем быть полезны друг другу.
— Лукавите, Николай Петрович, вы же православный христианин.
— Авось, Господь не выдаст.
— Если вам понадобится совет, обращайтесь к фрау Шпанц. Просто скажите ей, что вам нужен genius loci, можно по телефону. Но помните, что он не любит длинных разговоров. Таня ничего не почувствует.
— Так просто?
— Так просто, я вам даже завидую немного, однако без оракула отпустить не могу.
— Мне не нужен оракул. Я не имею право знать своё будущее.
— Вы ошибаетесь, Николай Петрович, оракулы не относятся к будущему, оракулы — это всегда про настоящее.
— И всё же.
— Войдите в положение, я не могу отпустить вас без оракула.
— Хорошо, но сначала скажите мне, какой оракул получил ныне покойный Маркин, если, конечно, это не секрет.
— Не секрет, но я не помню. Нет нужды всё помнить. Найдите оракул на стене.
— Здесь какая-то абракадабра.
— Ах, да, вы же не читаете на древних языках. Надо учить языки, могли бы начать с государственного.
— Слишком поздно.
— Учиться никогда не поздно. Шутка, Николай Петрович, всего лишь шутка. Там написано «Mene, mene tekel, uparsin».
— Всё дурачите меня.
— Отнюдь. Мерзавцы часто получают этот оракул. Можно сказать, что со времен халдейского царя Валтасара это для них стандартная формула. Кто-то извлекает из неё пользу, но большинство плевать хотело на оракула. Приходят ко мне, чтобы удовлетворить глупое любопытство. Настояще, а тем более будущее их не интересуют.
— Странно.
— Ничего странного. Вот вам приблизительный перевод и одновременно толкование: «Исчислил Бог царство Моисея Маркина и положил ему конец. Маркин был взвешен на весах и найден легким». Финал вам известен.
— Что значит царство Маркина?
— Каждый человек — это вселенная, царство, если хотите.
— То, что внизу, подобно тому, что наверху?
— Это очень упрощенное толкование, но всё равно браво! Русская община могла бы гордиться вами.
— Спасибо. Аркаша Зудершанц тоже был вашим клиентом?
— Вместе с Владом. Если интересно, то можете на стене прочесть их семейный оракул.
— «Бесплодную смоковницу вырубают».
— Это оракул Влада, оракул Аркадия ниже.
— «Hic Rhodus, hic salta!» Я не силен в латыни.
— «Здесь Родос, здесь прыгай!» Только не спрашивайте меня, что это значит. Набор оракулов ограничен, главное, в том, как их толковать. Теперь вы удовлетворены, Николай Петрович?
— Отчасти. Благодарю вас.
— Готовы услышать свой оракул?
— Ну, если это не больно.
— Не больно. Я сразу и переведу. Слушайте! Sedens asino permittens, non amplius ulnas. Шире не сядешь, чем задница…
— Ого!
— Имейте терпение дослушать до конца!
— Простите. Я больше не буду.
— Да уж не будете! Слушайте внимательно концовку: шире не сядешь, чем задница достает. Это всё.
— Всё?
— Всё, аудиенция закончена.
— А как же наше сотрудничество?
— Оно уже состоялось.
   
На следующий день после визита к оракулу Петрович отправился в собор. Священник молча выслушал фантастическую исповедь и подвел Петровича к иконе с изображением Страшного суда.

— Вижу, что вы, Николай, человек начитанный. Помните, как там у Гоголя? Он бач, яка кака намалёвана! С вас разве что искры не сыплются и бесенята по вам не скачут, а вы в таком виде в храм Божий притащились? Знаете, что полагается за общение с бесовскими силами? Вижу, что знаете! Стыдить мне вас бесполезно, да и не знаю я, что вам Господь судил. Молитесь, молитесь денно и нощно. Я тоже буду за вас молиться.

Легче не стало, хотя голова очистилась и мысли больше не набегали друг на друга, а выстроились в очередь. Оракул Петрович сразу же отложил в сторону, предполагая обмозговать его позже. Если верить Авессалому Мужову, то программу можно принимать или не принимать. Конечно, для него вопрос так не стоит, но жить с оракулом всё же будет трудно, потому что он теперь будет торчать как заноза в заднице.

Прежде всего следовало тщательно обдумать историческую миссию германского дворянства в Эстляндии. К сожалению, катастрофически не хватало исходной информации. Загадочную миссию Петрович обозначил на листе первым номером. Подумал и прибавил в скобках «nb! подробности — справиться у Соллафа». Потом полез на книжную полку и выудил столетней давности ревельскую брошюрку Воротина «Принципы прибалтийской жизни».

Пожалуй, что автор совершенно не симпатизировал остзейским немцам. По его мнению, основным началом германской жизни в Эстляндии является далеко отстоящий от дела общей пользы индивидуализм. Индивидуализм сам по себе ещё не является злом высшего разряда, коль скоро совершается в разумных пределах. К сожалению, алчность остзейских немцев не только раздвинула пределы, но совершенно уничтожила их. Немец ест и пьет всё заграничное, находя изготовленные в Прибалтике и в России припасы не съедобными, хотя сам никогда ещё не ходил за сохой, ни разу не брал в руки ни лопаты, ни лома, ни топора! Остзейские немцы признают только одно поле — поле наживы. Они отняли все пути к интеллектуальному развитию народа, чтобы насиловать бессловесную массу. Народную школу превратили в язву, нарочно вызванную для заражения и поглощения здоровых сил эстонского народа. Именно в школе немцы одновременно достигли двух целей. Во-первых, уничтожили мыслительную способность местного населения. Во-вторых, пробуждали всевозможные дурные инстинкты. Заручившись умственной косностью народа, немец придумывал всё новые и новые способы эксплуатации, вплоть до захвата волостных земель. И в этом показал себя закоренелым злодеем. Немец споил эстонский народ водкой и привел его к полной деморализации нравов. Ни одна деревенская кирха не была свободна от соседствующей бок о бок корчмы.

В начале прошлого века профессор Мюлау писал в апофеозе осознания своей исторической миссии в Прибалтике:
«Немецкие дворяне благодаря вековой работе развили здесь истинно немецкую культуру. Понятно само собою, что здесь на чуждой земле своеобразно развилась высшая немецкая сущность. Никто не смеет умалить баронской славы, ибо они веками были хранителями священных благ, от века дарованных немецкому народу. Они сохранили и развили лучшия его особенности. Латыши и эстонцы, не являясь немцами, однако не даром находились семь столетий под немецким влиянием. Туземное население воспитано к труду и осознанию долга, к уважению перед законом и правом, которыми обладает немецкий дворянин. Таким образом, руководящая роль немецкого гения обеспечена Прибалтике на вечные времена».

Но и этого остзейским баронам, оказывается, было мало. Себе в заслугу они поставили просвещение варварской России. Предводитель лифляндского дворянства барон Пилар фон Пильхау как-то заявил в Особом совещании, что пресловутое Der Deutschenhass — ненависть к немцам — послужила причиной многих российских бедствий:
«Западноевропейская культура распространена в России преимущественно немцами. Россия приняла нашу культуру пассивно. Русский народ до сих пор проникнут враждебностью к нашей культуре. Вражда к культуре и азиатское самопревознесение соединяются в русской ненависти к немцам. Подобно китайцам до новейшего времени взирали русские на Европу с азиатским высокомерием».

Петровичу стало тоскливо. Он всегда подозревал, что корни прибалтийского национализма следует искать у немцев: холоп всегда копирует господина. Окончательно его добило сочинение профессора фон дер Брюгге:
«Существует ли в действительности национальная русская культура? Нет, ея не имеется. Всякая культура идет с Запада. Если бы у России не было таких провинций, как Остзейские — с немецким образованием, немецким языком, правом, нравами и управлением, — то их в истинном интересе России необходимо было бы создать, хотя бы путем величайших жертв. В превосходных школах в Остзейских губерниях, а не в швейцарских университетах и английских школах может русский усвоить себе все преимущества немецкой жизни-духа, чтобы потом действовать культурно на русской почве. Россия не может просуществовать без науки западных, по преимуществу немецких европейцев».

Петрович подумал, что Альфреду Розенбергу — настоящему остзейскому немцу, уроженцу Ревеля было с кого брать пример: «Хозяева знают своих рабов и думают, что знают всех унтерменьшей на свете, включая русских. Правильно, что повесили».

Немного передохнув и ещё поразмыслив, Петрович вычеркнул первый пункт плана. В целом миссия германцев и роль фрау Шпанц вырисовывалась довольно четко. Если вдобавок принять во внимание свидетельство немецкого хрониста Виганда фон Марбурга о том, что знакомство туземного населения Эстляндии с Орденом меченосцев началось с того, что рыцари насиловали жен и дочерей эстов, отнимали у них имущество и превращали в рабов, то великая мисcия немецкого genius loci представлялась Петровичу весьма конкретной: «Оракул соврал про скотоложство. Знал ведь, что я не поверю, а соврал. Зачем? Прилично ли оракулу врать? Эта рыцарская шпана и тогда, и сейчас готова трахнуть всё, что шевелится, всё, в чём есть жизнь, которой сама лишена. Шпана до сих пор не потеряла надежды поставить всех нас раком, присунуть по случаю, да и культурку нам привить европейскую заодно. Скотоложцы! Культуртрегеры, мать их!»

Осталось всего два вопроса: первый про халдеев, второй — про нечто, не дотягивающее калибром до антихриста. Единственный халдей, знакомый Петровичу, был последним из рода халдейского мага Вирососа. Теперь оказывается, что он не последний, так что за халдеями придется идти в библиотеку. Про нечто, первый раз услышанное от астролога Мужова, вообще спросить было некого, и в каком направлении искать тоже непонятно. Если, конечно, таинственный Чёрный человек — заказчик списка не есть это самое нечто. Во всяком случае, это направление работы представлялось очень даже перспективным. На ночь глядя Петрович читал Книгу пророка Даниила. Про свой оракул он забыл, но вот оракул Маркина «Mene, mene tekel, uparsin» действительно засел в голове занозой. Пророк Даниил попал в Вавилон после того, как в третий год царствования Иоакима царя Иудейского Навуходоносор взял штурмом Иерусалим. Вместе с тремя другими юношами Даниил был взят во дворец Навуходоносора, где обучался халдейскому языку и наукам. Начальник евнухов дал ему новое имя Валтасар. Даниил отказался осквернить себя пищей с царского стола, и ему было даровано разуметь всякие видения и сны. Разгаданный Даниилом сон Навуходоносора про истукана с золотой головой, приблизил его к царю. Даниил стал начальником над всею областью Вавилонской и над всеми мудрецами. Незаметно для себя Петрович уснул над книгой и приснился ему сон вавилонского царя.
   
Приснилось Петровичу, что он владыка Вавилона Навуходоносор. Вот он в роскошных одеяниях идет в свой дворец по галерее, облицованной голубой глазурью с изображениями священных единорогов. Над воротами, посвященными богине Иштар, золотой барельеф с изображением царя, побеждающего льва. Впереди Петровича шествует начальник стражи и распахивает дворцовые двери. За ним пятится главный евнух, согнувшийся в глубоком поклоне. Царь не должен видеть его спину. Сквозняк колышет пламя светильников. Причудливые тени гуляют по стенам. Царь шествует в святилище, чтобы принести вечернюю жертву золотому истукану бога Мардука. Позади него любимый молодой жрец с обритой головой несет на плечах молодого белоснежного барашка с затянутыми поволокой глазами. Сегодня ночь полного лунного затмения, сегодня жертва особенно приятна Мардуку. В святилище заранее разобрали крышу, чтобы в полночь луна взошла между зубцами дворцовой стены и осветила алтарь. До начала затмения нужно успеть принести жертву и совершить гадание по внутренностям барашка.

Возлюбленная царя прекрасная принцесса Семирамида уже в святилище. Она устроилась на ложе за тяжёлой занавесью и просматривает при свете масляной лампы свежие ассирийские журналы мод, раскладывая на покрывале глиняные таблички. Заглядывает начальник стражи и, ни слова не говоря, приподнимает покрывало ложи. Пусто. Завеса опускается на место.

— Я Навухо-доносор, я мощный царь царей! Взгляните на мои великие деянья, боги! И ты, Мардук, взгляни. Тебе барана я принес, прими же благосклонно жертву!
Голос Семирамиды из-за занавески.
— Любовь моя, прошу тебя молись потише, ты можешь потревожить лунный свет, тогда с соседями проблем не оберёшься!
— Взгляни и ты, любовь моя Семирамида!
 — В святилище сквозняк, а лекарь запретил мне простужаться. Прости, любимый, женские дела!
— Увы, мне! Только ты, Мардук, мои труды оценишь, как я ценю твою защиту и покровительство в делах державы.
— Великий царь! Луна взошла над гребнем!
— Что из того, холоп?
— Пора барана резать, царь!
— Так режь!

Жалобно блеющего барана раскладывают на алтаре. Стражники держат животное за ноги. Бритый жрец с поклонами приближается к жертве. В руках у него серебряная чаша с благоуханной можжевеловой настойкой. Смоченным в можжевельнике пером священной птицы Рух жрец протирает губы барана. Потом он берет в руки деревянный молоток и с размаху ударяет им по голове животного. Серпообразный нож перерезает горло и рассекает на груди шкуру животного. Жрец вынимает бьющееся сердце и опускает его в золотой кубок. Кубок с поклоном вкладывает в руки истукана. Ещё несколько рассечений и на блюдо шлепается печень.

— Подайте света мне! Что жертва принята? Что ты молчишь, баран?
— Владыка, я изучаю печень.
— Поторопись, халдей!
Капризный голос из-за занавески.
— Любимый, я хочу пи-пи!
— Терпи, любовь моя, сейчас не время! Что там, жрец?
— Как будто тронута циррозом, фибромы есть, рубцы.
— Я не о том! Удачным будет ли поход на Ассирию?
— Как знать, великий царь, как знать…
— Что ты несешь, холоп блудливый?!
— Простите, государь. День обещает быть прекрасным, лишь распушите свой павлиний хвост. Моментом насладитесь, и не думайте о мрачном.
— Что Ассирия?
— Гармония семейных отношений утешит вас, гарем сулит восторг.
— А что поход и воинская слава?
— Вам повезет в игре, мечите кости. Амбиции пересмотреть придётся.
— Владыка сердца моего, хочу пи-пи!
— Заткнись, любимая! Гаданья я не разумею. Что там, жрец?
— После обеда ложитесь спать, и не играйте с наложницами в прятки.
— Ты вздумал обмануть меня, халдей? Затменье ты ещё увидишь, но потом…
— Любимый!
— Что ещё?!
— Не торопись, казни его спокойно. Пи-пи я справила.
Начинается затмение. Земная тень наползает на лунный диск. Стража в ужасе падает на пол. Петрович, раскрыв рот, наблюдает, как диск превращается в серп.
Жрец подает ему чашу с жидкой глиной.
— Великий государь! Спешите! Мардук велит лицо намазать глиной и уподобиться луне.
— Не раньше, чем тебе серпом отрежут яйца! Колись, говнюк, что Ассирия?!
— Об чём вопрос?
— Вопрос об Ассирии: поход задумал я, любимая нарядов ждёт и драгоценных масел.
— А я-то здесь причём?
— Сейчас, баран безмозглый, всё узнаешь! Где старший евнух?
— Я здесь, владыка трех миров!
— Тебе работники нужны?
— Всегда нужны, владыка!
— Он твой!
— О, царь царей, постой! Я не хотел тебя пугать, Мардук свидетель.
— Пугать? Меня?! Владыку трёх миров? Где главный евнух?! Немедля приступайте к оскопленью! Большую приложить печать, коль малая его не успокоит!
— Великий государь! Вас ждет удача. Реальный будет шанс победу одержать.
— Над Ассирией?
— Почти.
— Точите нож! Колись, паскуда, ну!
— Любимый! Я опять хочу пи-пи!
— Так разрешись от тягости! Всё должен я решить за всех! Ни в ком опоры нет! Кто я? Я царь или не царь?! Подайте нож!
— Постойте, государь! Я всё скажу. Я видел клинопись.
— И где?
— На печени барана, но в полутьме не разглядеть, с фибромой должно быть спутал я. Велите больше света!
— Несите свет! Теперь читай не то, как пономарь, а с чувством, с толком, с расстановкой!
— Прости, владыка, надпись прозой.
— Читай!
— Вот текст письма, владыка: «Ты будешь отлучен от царства. Жить будешь в поле со зверьем. Как вол травой кормиться будешь семь лет». И это всё.
Последний луч лунного света падает на лицо истукана. Мардук зловеще улыбается. Внезапно лоб идола трескается. Трещина бежит вниз по линии носа, через подбородок на грудь. Золотой кубок падает на пол, из него вываливается окровавленное сердце барана. С площади доносится песня стражников:
 
И треснул мир напо-о-полам,
Ночной до-о-зор!
 
Три часа по полуночи. Смена уличного караула.
Внезапная тишина.
Полное затмение.
   
Петрович проснулся над Ветхим заветом. Какое-то время он не мог сообразить произошедшей внезапно перемены, но потом понял. Ему давно уже не снились сны, никакие, а тут такое. До утра ещё далеко, а сон пропал. «Неужели начинаются стариковские дела, — подумал пенсионер. — Бессонница, Гомер, тугие паруса, я список кораблей прочел до середины. Следующим шагом будут мысли о резиновых женщинах, потом о смерти». Следовало немедленно заварить чай, причем самый лучший — зеленый китайский с жасмином.

Пока закипала вода в чайнике, Петровичу на ум пришел оракул. Фраза была пустой и глупой, даже как-то странно было услышать её от оракула. Не гороскоп, не предсказание, скорее предупреждение, облеченное в поговорку. Интуиция подсказывала, что в самом тексте нет никакого подвоха, подвох в контексте. Похоже, что оракул предупреждал от интереса к Ордену священно мученика Пафнутия и, конкретно, от интереса к Тане Шпанц. По какой-то пока неведомой причине оракул очень хотел исключить из игры фрау Шпанц, исключить даже ценой дезавуирования genius loci: «Вот так просто сдать могущественного духа? Что, если Таня не является вместилищем genius loci? Тогда расчёт строится на том, что я остерегусь общаться с духом, и, значит, перестану интересоваться фрау Шпанц. Ладно, сделаем вид, что командорша нас не интересует, пока не интересует».
Петрович перенес заварочный чайник и пиалу в комнату, поудобнее устроился и раскрыл Ветхий завет, намереваясь дочитать до конца книгу пророка Даниила. Случайно раскрылся Иеремия:

«Так говорит Господь: Я подниму на Вавилон и на живущих среди него противников Моих. И пошлю на Вавилон веятелей, и развеют его, и опустошат земли его: Пораженные пусть падут на земле Халдейской, и пронзенные — на земле её: Бегите из среды Вавилона и спасайте каждый душу свою: Вавилон был золотою чашею в руке Господа, опьянявшею всю землю; народы пили из неё вино, и безумствовали. Внезапно пал Вавилон, и разбился, рыдайте о нём: Врачевали мы Вавилон, но не исцелился, оставьте его».
Петрович допил чай и уснул сном праведника с Ветхим заветом на животе. Так должно быть засыпали наедине со священными книгами отцы церкви и лесные отшельники, и сон этот был естественным продолжением бодрствования.

Он проснулся без четверти десять, выспавшийся, полный энергии. Первым делом отзвонился Авессалому Мужову и назначил ему встречу в кафе «Нарва». Быстро принял душ, побрился и выбрался на улицу. Солнце уже разогрело асфальт, но стены домов и листва деревьев ещё сохранили память о ночной сырости и прохладе. Решено было до кафе добираться пешком. Петрович пересек по мосту улицу Лаагна, связывающую центр города и спальный район Ласнамяэ, именуемую в народе «канавой». Прошел мимо крыши художественного музея, утопленного в камне, мимо госпиталя и створа маяка спустился в парк прямо к Домику Петра I.

Времени до встречи было с избытком, поэтому Петрович решил пройти через парк Екатериненталь. Он свернул к старинному фонтанчику. Когда-то это было его любимое место, но теперь здесь всё пришло в запустение. Бассейн завален камнями вперемешку с битыми бутылками и пивными жестянками. Это тем более странно, что всего в какой-то сотне метров стоит уродливый, но ухоженный и тщательно охраняемый дворец Президента республики. Лестница из десяти известняковых ступеней, спускающаяся на поляну с изваянием Аполлона Бельведерского, развалена едва ли не до основания. Однако бронзовый Аполлон, кажется, что совсем не изменился. Конечно, статуя пострадала от времени и нуждается в реставрации, но внешне выглядит ещё очень пристойно.

Была в этой полянке своя загадка. Екатерининтальский Аполлон был двойником Аполлона из российского Павловска с той только разницей, что в павловском парке в части, называемой Старая Сильвия, статую окружают девять бронзовых муз. Память услужливо подсказала, что оригиналы были изготовлены в конце XVIII века в мастерской Российской Академии Художеств по моделям знаменитого на всю Европу профессора Гордеева. Петрович гордился тем, что посвящен в тайну Аполлона. Он всегда опасался, что националистически настроенные отцы города могут «депортировать» бронзового бога в переплавку, если узнают о его образцовом славянском происхождении. Бог в Павловске уже выпустил свою разящую без промаха стрелу, наш Аполлон ещё только натянул невидимую тетиву.

Между тем дорожка увлекла к пруду с утками и лебедями, а затем к трамвайному кольцу. Трамвайная линия вывела на старое Нарвское шоссе прямо к молельному дому. Дом был построен совсем недавно в лучших традициях современной западной архитектуры. Огромная пирамидальная крыша, увенчанная простым крестом, как-то неловко и кособоко накрыла здание. Проходя мимо, Петрович часто вспоминал слова знакомого священника: «У сектантов всегда так. Ещё достроить не успели, а крыша уже поехала».

Около здания турецкого посольства Петрович подавил в себе искушение заглянуть к библиофилу Денису в лавочку, торгующую русской научной книгой и вообще всякой всячиной. Петрович изредка прикупал здесь старинные издания по истории края. Хозяин увлекался Велемиром Хлебниковым и собирал редкие издания русской поэзии, так что у него всегда было что сказать или даже показать Петровичу. Кстати, Денис обещал специально для Петровича раздобыть редкое издание стихов эстонского поэта Хенрика Виснапуу «Amores». Должно быть, книга уже давно дожидается заказчика, но в лавочку нельзя заходить на скорую руку.

Ещё один квартал и вот оно — кафе «Нарва». Когда-то оно славилось на весь Советский союз пирожными-карманчиками. Вместо жирного крема обычных пирожных внутри карманчика пенился нежнейшей консистенции творожок. В мире «совкового» дефицита плановый карманчик был редкостью и никогда не залеживался долее послеобеденного времени, теперь же его делали везде и он черствел на прилавках кондитерских. Утром вам легко могли впарить вчерашнюю выпечку. Впрочем, где угодно, только не в кафе «Нарва».

Несмотря на прогулку, Петрович явился в кафе за полчаса до назначенного астрологу времени. Присматривая столик поудобнее, он напоролся на актера Архелая Стеклова и был узнан. Архелай призывно махнул рукой. За столиком уже сидел бородатый мужчина неопределенного возраста. Борода вкупе с «артистическим» свитером выдавала в нем человека богемы.

— Как, неужели вы незнакомы? — Искренне удивился Архелай, глядя поверх очков без оправы. — Тогда позвольте вам рекомендовать гениальный поэт Андриян Штандартов. Как раз недавно у него вышел сборник стихов «Перед Москвой». Андриян, не будь скотиной, подай уже человеку руку!
— Ан-дриян.
— Николай Петрович.
— Очень при-ятно.
Только сейчас Петрович заметил, что оба они — Архелай и Андриян уже изрядно приняли на грудь. На столике для маскировки стояли две крохотных рюмочки с ликёром «Старый Таллинн». В двух изящных стеклянных стаканах вместо минеральной воды плескалась водка. Рядом со столиком стояла сумка, из которой нагло торчало бутылочное горлышко. Архелай перехватил взгляд.
— Не проблема, Николай Петрович. Это мы сейчас мигом сообразим!
— Нет, нет! Мне только чай. Простите, но впереди ещё целый день.
— Как скажете, а мы вот тут книжку обмываем Андрияшкину. С утра, знаете ли, выпил, и весь день свободен. Что ты молчишь, Андриян?
— Угу! Сво-боден.
— Ну, а вас каким ветром сюда надуло?
— Деловое свидание.
— Завидую тебе, Коля. На пенсии, а свидание деловое. Кто эта счастливица? Дай-ка я угадаю!
— Астролог Мужов, — Петрович не счел нужным шифроваться перед Стекловым.
— А-а! Понятно! Вы тоже охотитесь за списком! — Петрович едва не поперхнулся горячим чаем. Новость была крайне неприятной.
— А что, Архелай, уже и охота объявлена?
— Ну, не объявлена пока… Пока не объявлена. Просто народ активно интересуется на предмет списка, типа, кто там есть ещё.
— В смысле ещё?
— В смысле ещё живых.
— Он был ещё жи-вой, — внезапно встрял Андриян Штандартов, вероятно, продолжая прерванную приходом Петровича тему. — Живой он был, как есть живой. Лобызался на улице с Зямой Гердтом. Такая обида меня взяла! Решил, что в зал не пойду, потому что там будут убивать поэзию. Напился в баре, а он взял и коньки за кулисами отбросил.
— О чём это ты, Андрияша?
— А ни о чём! Я сегодня рон-до написал в стиле. Хотите, прочту?
— Андрияша! Я те сколько раз внушал, что нельзя мешать поэзию с пьянкой. Вот протрезвеешь, мы тебе бенефис устроим в театре, в зеркальной гостиной.
— Ага, устро-им. А потом как Додика вперед ногами! Я думал, там поэзию будут у-бивать, а там поэта у-били. Замучили гады до смерти! А я водку в буфете жрал с Петровым! А Додик там за кулисами кончался! А я водку! Жрал! Гады ползучие!
— Коля, не обращай внимания, это у него сейчас пройдет. Так ты тоже в этом списке?
— Понятия не имею, — прикинулся дураком Петрович. — Что за список-то?
— Мне Макар Евлов рассказал под большим секретом, что у Мужова, я извиняюсь, есть некий список приговорённых к смерти. Ну, там Зудершанцы, Ястребинская, Маркин и другие смертники.
— Список смертников? А Макар его видел?
— Нет, не видел, но говорит, что по секрету узнал, что будет следующим после Маркина.
— И что теперь?
— Теперь, Колюня, все бегают и бздят.
— А бегают-то зачем?
— Как зачем? — Непритворно удивился Архелай. — С одной стороны почетно, что имя в список избранных внесли, а с другой стороны бздят, что это список смертников. Ты на панихиде у Маркина был? Был! Я же помню! Помнишь, как там чекист-писатель Русов на Мужова, я извиняюсь, бросился? Помнишь, как я его тормознул и весь кейф обломал?
— Жить нуж-но в кейф, – важно встрял Андриян, — поэтому я сегодня на-писал рондо! Хотите прочту?
— Андрияшка, я тебя умоляю! Ты со вчерашнего вечера не просыхаешь, какое там рондо? Наливай, давай, не то я тебя, шельму, сейчас за перси покусаю.
— Перси Биши Шел-ли мой любимый по-эт. Слушайте, это перевод Бальмонта: Я Озиман-дия, Я мощ-ный царь царей…
Архелай пнул ногой Андрияна, но промахнулся и под столом изрядно задел Петровича. Петрович напрягся, потому что в памяти немедленно выскочила похожая фраза из недавнего сна. Между тем Штандартова уже понесло.
— Я глуп и толст, растерян и безумен…
Теперь напряглась барменша за стойкой.
— …речист, нечист и мрачен, как игумен:
Тормознулась проходившая мимо официантка.
— Я игуана, чей отрублен хвост, — переставший заикаться Андриян рубанул рукой воздух, — я неженка и враль, я певчий дрозд!
В воздухе отчетливо запахло скандалом: в благоустроенных эстонских кафе стихи вслух не читают, даже если они собственного сочинения, а особенно по утрам.
— Я горе от ума, — гремел во весь голос Штандартов, — я можно ли напиться, я старый грум, я девушка и пицца, нет, я птица!
Архелай делал отчаянные пассы барменше, всем своим видом умоляя снизойти до таланта, который не может молчать.
— Я мальчик Фрейд и бабушка Нирвана! Я гимнастёрка, стиранная рано…
В зале появились охранники. Сначала один, потом второй. Обнаружив в зале новых слушателей Штандартов грянул с новой силой.
— Я русский грек, агрессор и ассор, я бричка Гоголя, хромая без рессор.
Охранники приблизились, изредка озираясь на барменшу.
— Я спичка шведская, и жизнь моя Панама, возьми меня обратно, мира мама.
Барменша дала отмашку, и охранник схватил поэта за шиворот. Второй ловко подхватил сумку с водкой и крепко взял за локоть Стеклова.
— Вплети меня в блокбастерах шпионских…
Охранник потащил вяло сопротивляющегося поэта к дверям.
— Хочу рыдать на реках Вавилонских! Скоты! Не будет исцеленья! Вам! Чума на оба дома!

Обоих собутыльников вежливо, но крайне настойчиво вытолкали на улицу. Последнее, что услышал Петрович, был вопль Андрияна: «Су-уки! Русского поэта и взашей, да?!»

Утренний гороскоп Шандартова гласил: «Сегодня оказавшись в теплой и душевной компании вы внезапно почувствуете в себе дар рассказчика, достойный славы лучших реситалей и скальдов древности».

Один из охранников остался сторожить дверь, другой решительно двинулся к Петровичу, но барменша остановила его неуловимым движением плечей. Парень остановился в пяти шагах от столика и недоверчиво уставился на Петровича.

Завтрак был безнадежно испорчен. Петрович расплатится и вышел на улицу встречать Мужова.
____________
<<< Начало ищи здесь
 

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---