Халдеи. 9
Источник: | Фото взято из оригинала статьи или из открытых источников
01.12.19 | 3141
Петрович и список судьбы.
Русский ковчег
В начале 90-х годов прошлого века опыт Studiengesellschaft fuer Geistesurgeschichte Deutsches Ahnenerbe — «Научного общества по изучению духовной истории "Германское наследие предков"» весьма и весьма пригодился в Эстонии. Создание подобного рода организации выглядело, как дело само собой разумеющееся, хотя в те времена всё, что было связано с Германским рейхом ещё считалось запретным. На поверхности организацию крышевало невинное «Общество охраны памятников культуры». Местное Ahnenerbe выдвинуло теорию, согласно которой тихий лесной народ унаследовал от завоевателей-германцев частицу экстравертного индогерманского духа. Люди земли — maarahvas — веками культивировали в себе стремление к свободе, копили ненависть к захватчикам, берегли древние языческие обычаи и места с ними связанные, пока в начале ХХ века освободительная борьба не закончилась созданием собственного государства. Мистическая составляющая Эстонской Демократической Республики была столь сильна, что ни на один день не прерывалась даже в самые мрачные дни пятидесятилетней советской оккупации. Война между Германией и СССР сразу же превратилась в новую войну за независимость Эстонии. Именно частица унаследованного от тевтонских рыцарей экстравертного индогерманского духа позволила борцам за свободу быстро найти общий язык с руководством Waffen SS.
Разумеется, борцы за независимость не знали о подлинных целях деятельности на территории Эстонии основанной Генрихом Гиммлером организации Ahnenerbe. Однако в конечном итоге в начале 90-х было признано, что найденные Ahnenerbe артефакты принадлежат не к древней германской культуре, а являются наследием maarahvas. Отголоски этой тайной дискуссии попали в прессу в виде длинных и скучных отчетов антропологических и этнографических экспедиций, совершенных на скорую руку «Обществом охраны памятников культуры». По стране прокатилась мода на шаманизм, и были даже зафиксированы случаи погребения умерших сородичей на погребальных кострах, на что государство не обратило должного внимания. Символом наследия предков стал мифический Калевипоэг, унаследовавший черты жителей Лапландии и отчасти белокурой германской бестии. Кстати, в кабинете покойного Куно Хламма в бытность его вице-спикером парламента висела картина, изображающая Калевипоэга в аду: бородатый мужик в лаптях, одетый в рубаху, украшенную узором с вплетенными в него свастиками, со зверским оскалом на лице гоняет дубиной сразу дюжину чертей на фоне багрового адского зарева.
Одновременно появился целый ряд неафишировавшихся научных исследований, доказывающих превосходство maarahvas перед германцами. Возникла теория угро-финского приоритета, объявившая индогерманскую ветвь вторичной по отношению к угро-финской — теория двух потоков. Согласно этой теории, прародиной протоугрофиннов была мистическая Гиперборея, расположенная на острове, затонувшем в Северном Ледовитом океане. С исчезновением острова гиперборейцы расселились по земле. Наиболее мощный поток перевалил через Уральский хребет, где потек по двум направлениям: в сторону Индии и Китая, а также в сторону нынешнего Скандинавского полуострова. Из этого следовало, что ближайшими родичами maarahvas являются угро-финские, читай гиперборейские народы, расселившиеся по западную сторону Урала, жители Алтая и Тибета, а также народы, имеющие индоарийское происхождение. Сама угро-финская ветвь, расселившаяся по берегам Финского залива, унаследовала наиболее чистую гиперборейскую кровь. Столкновение с тевтонцами, которые являлись по отношению к maarahvas отдаленными родственниками, стимулировало пробуждение древнего гиперборейского сознания. Теория плавно подводила к тому, что в истории maarahvas не было никакого индогерманского заимствования, а было лишь пробуждение гиперборейского духа, дремавшего несколько тысячелетий. Наследие предков занялось налаживанием контактов с угро-финскими народами, населяющими территорию России, с целью тайного поиска гиперборейских артефактов. Под видом учителей эстонского языка и собирателей фольклора в Россию ринулись эмиссары «Общества охраны памятников культуры». Их активность не осталась незамеченной. Время от времени российские спецслужбы ловили и высылали эмиссаров под предлогом шпионской деятельности.
Рядом с эстонским «наследием предков» выкристаллизовалось «Общество охраны русских памятников культуры» с совершенно противоположными целями. Во главе общества стал доктор Георгий Смальцев, развивший бурную деятельность на ниве русского некрополя в Эстонии. Он описал и систематизировал русские захоронения на территории Эстонии. Деятельностью общества стало поддержание порядка на русских некрополях и установка памятных знаков. Постепенно сложилась виртуальная славянская дружина, отстаивавшая древние славянские приоритеты на берегах Финского залива. Доктор Смальцев любил говаривать, что ничто не свидетельствует правдивее о человеке и его жизни, чем его могила. Особым направлением деятельности «Общества охраны русских памятников культуры» стала установка символических надгробий — кенотафов.
Кенотаф изобретение греческое. Когда невозможно было получить тело, чтобы устроить похороны на традиционном погребальном костре, на родине героя устраивалась символическая могила, накрытая надгробием-кенотафом. Апофеозом деятельности Смальцева стали кенотафические похороны в Таллинне внучки князя Александра Суворова с торжественной панихидой, речами и венками от общественности и российского посольства.
Очень скоро от официального общества отмежевалось и собственное «наследие предков» — тайная организация «Русский ковчег», члены которой именовали себя наследниками Велеса. Крайне стесненная в средствах организация была вынуждена к тому же работать в условиях пристального наблюдения со стороны лавочки. Наследники Велеса довольно быстро разработали теорию угро-финской маргинальности. Согласно этой теории, перевалив через уральский хребет, гипербореи разделились на два потока. Здоровый в расовом отношении поток двинулся в Индию и Китай, а маргиналы были брошены на произвол судьбы. Они рассеялись по Северу Европы, а отдельные племена со временем сумели добраться до берегов Финского залива. Произошло это тогда, когда здесь уже расселились славянские потомки гипербореев, откочевавшие из Индии. Поначалу голос единой крови был весьма силён, но быстро выяснилось, что протоугрофинские маргиналы окончательно выродились, утратили древние гиперборейские знания, письменность, науки и искусства, превратившись в кочующий лесной народ, дикий и неподдающийся реморализации.
Перед потомками древних славян встала непростая задача сохранить действующую систему воспроизводства русской этничности в условиях откровенно мононационального и монокультурного государства. В условиях усиливающегося гнета доминирующей нации наследники Велеса приняли решение о создании тайного «Русского ковчега», призванного сохранить в неприкосновенности истинно гиперборейский дух, кровь и идейное наследие гиперборейцев. Прежде всего организация озаботилась поисками финансирования. Однако местное псевдославянское предпринимательство заняло пораженческую позицию, год за годом отказываясь вкладывать деньги в русскую инфраструктуру, тем более в тайную.
Проект с учреждением организаций российских соотечественников также потерпел крах, поскольку Россия категорически отказалась выделять деньги на поддержание русской диаспоры в Эстонии. Наследники Велеса приняли решение о переходе к «эксам» — экспроприации экспроприированного. Первый же «экс» потерпел неудачу: афера с похищением десяти миллионов долларов из Северо-Эстонского банка потерпела крах. Деньги были похищены, но привлечение к операции еврейских финансистов привело к тому, что похищенные доллары растворились где-то на широких просторах Северо-Американских штатов. Неудачный «экс» повлек за собой реставрацию антисемитских настроений в среде «наследников». Радикально настроенные силы потребовали от руководства ковчега перехода к решительным действиям с привлечением сильных волхвов.
Соперничество двух тайных «наследий» вступало в фазу сезонного обострения, когда притчей во языцех стал список астролога Мужова. Местное Ahnenerbe и наследники Велеса не без оснований подозревали друг друга в развязывании агрессии средствами психологического террора. Русский ковчег предпринял энергичные усилия по розыску списка смертников, которые привели его к одинокому пенсионеру Николаю Петровичу.
Фигура таинственного комментатора — ироничного и необычайно осведомленного Соллафа – давно привлекла внимание Бальтазара Русова. Сложные многоходовые комбинации разбивались о короткие иронические комментарии виртуального мудреца. Подозрительный Русов стал относить Соллафа к числу опытных агентов влияния, действующих одновременно в интересах нескольких держав. Соллаф был откровенным вызовом Русову. На этот, выражаясь модным английским словечком, challenge следовало ответить собственным. Однако Русов, не владевший информацией о личности мудреца, чувствовал себя неподготовленным. Случаю было угодно столкнуть их на приёме в честь реставрации мызы Маарду, куда литератор был приглашен изображать интеллектуальную русскую тусовку.
— Кто это? — Поинтересовался Бальтазар, незаметно кивнув в сторону солидного мужчины с высоким челом, чтобы не сказать залысиной. — Кто сей хлыщ?
Ему назвали ничего не говорящую здоровым людям фамилию и звучный псевдоним — «Соллаф». Русов не стал задумываться над происхождением псевдонима, а решил провести разведку боем, тем более что противник выглядел расслабленным и неготовым к отражению атаки.
— Представьте меня этому чудику, — попросил Русов. — он мне любопытен
Соллаф оказался человеком, имевшим все признаки интеллигентности и не только на челе. Некоторое время беседа вращалась вокруг повода для фуршета. Мудрец проявил недюжинное знание истории родного края, поразившее даже автора «Ревельского шляха», всерьёз полагавшего себя историком. Постепенно разговор, направляемый Русовым, перешёл на положение русской общины.
— Я прочёл ваш монументальный труд про шлях, — сказал Соллаф, — и должен вам заметить его совершеннейшую беспомощность с исторической точки зрения.
Русов поморщился, подозревая, что сейчас начнется мелочный разбор многочисленных исторических ляпсусов, допущенных автором компиляции.
— Тем не менее, должен вас от души поздравить. Вы — настоящее говно.
Литератор, не ожидавший такого подвоха, поперхнулся канапе с красной икрой. Соллаф, как будто не замечая перемены в собеседнике, принялся набивать табаком короткую трубку.
— Сам ты говно! — Налился кровью Русов и зашипел: — Да кто ты такой?
— Можно просто Соллаф, — невозмутимо ответил собеседник. — Думаю, что вы меня не совсем верно поняли. Я не имел ни малейшего намерения оскорбить или обидеть вас лично. Вольно кадет! Расслабьтесь! Я имел в виду совсем другое, важное не только для вас лично.
Русов непроизвольно расслабился, подчиняясь знакомому тону приказа. Вспомнилось, что один из его старых начальников по конторе глубинного бурения любил рычать на проштрафившихся подчиненных: «Думаете, что вы майор?! Ах, вы не майор, вы еще только капитан? Так вы не капитан, вы говно! Руки по швам, говно!»
— Итак, вы говно! Плохо это или хорошо? Скорее хорошо, чем плохо. Вы говно в смысле питательная среда. Вы гумус, если хотите. Правда, термин «говно» я нахожу более выразительным, чем обезличенный, накачанный химией современный «гумус». Вы приняли на себя грандиозную задачу по созданию на этой земле природного русского национализма. Нет задачи более благородной и одновременно более неблагодарной для настоящего русского националиста. Из праха мы пришли, в прах обратимся. Из говна восстали, в говно и упадём. Не правда ли, это очень символично?
Не оставляя места ответу, Соллаф увлёк ошарашенного литератора на балкон.
— Смотрите, какой вид открывается отсюда! Поля, поля, поля, распаханные трудолюбивым эстонским крестьянином. Разве на этой ухоженной почве можно взрастить русский национализм? Вы совершенно правы. Нет! И еще раз нет! Национализму нужно дерьмо. Вот что ему нужно. Настоящее вонючее дерьмо, а не этот распаханный гумус, лишенный творческой силы. В дерьме, слышите меня? Только в дерьме можно согреть личинки русского национализма, которые превратятся в прожорливую гусеницу, пожирающую всё подряд, чтобы в положенный срок изящная бабочка расправила свои нежные крылья и мы, наконец-то, увидели завораживающий танец ажурного мотылька, чей жизненный цикл так необычайно сложен.
Русов вновь не нашёлся, что возразить, только пожевал губами.
— И не возражайте мне. Быть говном это почетно, особенно, когда вокруг все в белом. Древние полагали, что символ всего вокруг сущего это семя, но они ошибались. Дерьмо! Вот что присутствует во всём, и это всё присутствует в дерьме. Дерьмо это и есть настоящий двигатель прогресса! Бальтазар, простите, не знаю, как вас там по батюшке, вы хотите быть двигателем прогресса? Вижу, что хотите!
Соллаф раскурил трубку, давая очухаться «двигателю прогресса». Вечерний туман ложился на поля, извивался между деревьями сада – старыми корявыми яблонями, подползал к мызе. Наконец, Бальтазар прочухался и высказал терзавшее его предположение вслух.
— Оказывается вы, Соллаф, обыкновенный антисемит, — в «антисемита» литератор вложил почти весь имевшийся в наличии запас желчи и яда.
— Совершенно верно, — легко согласился мудрец, пыхнув трубкой. — Я антисемит природный, можно сказать, естественный, хотя осознал это только на последнем курсе университета. Каждая раса имеет право на место под солнцем, но не имеет права смешиваться с другими расами. Последствия смешения приводят к плачевным результатам.
— Вот интересно, что вы понимаете под плачевными результатами?
— Что? – Задумался на мгновение Соллаф. – Для вас, русских, полезно знать, что коли переженить всех мужиков на еврейках, то в результате народятся не русские, а евреи. Коли всех русских женщин отдать замуж за евреев, то не получится ни евреев, ни русских. Скрестите лошадь с ослом, и вы получите мула резвого, как лошадь, и выносливого, как осел, но в смысле потомства — это тупик.
— Вы, господин Соллаф, оказывается, разбираетесь в конской селекции, – выплеснул остатки яда литератор Русов.
— И в конской тоже, — немедленно согласился Соллаф, — но я однако же, противник селекции человеческой. Да, я антисемит, но мой антисемитизм — это только оборотная сторона моего филосемитизма.
Пока литератор осмысливал логический кунштюк с «оборотной стороной антисемитизма», Соллаф выудил с проносимого мимо подноса бокал красного вина.
— Ваше здоровье, господин Русов! — Мудрец пригубил вино. — На мой вкус сладковато… Вы, Русов, исполняете в обществе важную роль. В отсутствие официального государственного антисемитизма вы тренируете общество в русофобии. Конечно, это далеко не одно и то же, но вполне позволяет держать всё общество в тонусе. Вы думаете, что антисемит — это тот, кто ненавидит евреев, так? Так! Вижу, что так, а это и есть ошибка. Антисемит, если хотите знать, это тот, к кому сами евреи относятся враждебно, потому что подозревают его в природной нелояльности.
— А-а?
— Что: а-а? Тот, кто ненавидит евреев, это не фашист даже, а настоящий нацист. Разницу между понятиями улавливаете? Русский националист, если его поскрести основательно, в основе своей филосемит. Помните знаменитую присказку: «Какой же я антисемит, у меня друг еврей!» Не помните? Жаль!
Соллаф раскурил погасшую трубку. Русов чувствовал себя так, словно его только что искупали в дерьме. Хотел застать мудреца врасплох, а нарвался на засаду.
— А хотите я вас, полковник… Что? Вы до сих пор не полковник? Досадно, досадно. Впрочем, чекист спит, служба идет, а не спит, так она всё равно идет. Впрочем, и это неважно. Хотите, я познакомлю вас с настоящим антисемитом? Хотите? Нет, правда, он самый настоящий антисемит. Господин Смуул, пожалуйте к нам на два слова! Я слышал, что вы настоящий антисемит, а вот господин Русов сомневается.
— Говно вопрос! — Ничуть не обиделся Эдик Смуул. — Гарсон! Вина!
Эдик Смуул, точнее Шмуль, был из породы тех мулов, которые не дают потомства. Не прибившись к русским и будучи своевременно отторгнут евреями, Шмуль стал воинствующим антисемитом. Евреи, не понимавшие истоков Эдикова антисемитизма, называли его «русским жидоедом». Вконец озверевший Эдик крестился, отпустил поповскую бороду и стал святее самого московского патриарха. А поскольку в его крови было намешано всякого, то про него в народе ходила басня: Шмуль с евреями полуеврей, с русскими полурусский, с армянами полуармянин, а с эстонцами полуэстонец. У грубого, но сентиментального Эдика было две любимых присказки. Первая — «Говно вопрос!» употреблялась в качестве вводных слов к началу любой мысли, вторая — «Не ту страну назвали Гондурасом!» выражала крайнюю степень сожаления по любому вопросу, а иногда даже искренний восторг. Разумеется, в зависимости от контекста.
— А вы часом не еврей, господин Русов? Да-а? А вот у меня есть сомнения. Трётесь тут с Соллафом, а потом донос на меня напишете.
— Какой донос? — Оторопел Бальтазар. — Что вы себе позволяете, Шмуль?
— Это вот для него я Шмуль, — Эдик кивнул в сторону немецкого посла, отделившегося от буфета, — а для вас я господин Смуул. Фамилия такая у меня эстонская, очень, знаете ли, распространенная.
— Господин Смуул, что вы думаете о евреях? — Подзадорил антисемита Соллаф. — Сделайте одолжение, рассудите нас. Я утверждаю, что быть питательной средой для русского национализма — это очень почетно, а вот господин Русов придерживается, кажется, иной точки зрения.
— Говно вопрос! — Радостно откликнулся Шмуль, не обращая внимания на скривившегося литератора. — Что я думаю о евреях! И вы меня еще спрашиваете?! Таки с ними невозможно иметь никаких дел! Только с бедными евреями можно иметь дела, но где вы у нас видели бедных евреев? Я вас спрашиваю? И я же вам отвечаю: я последний что ни на есть бедный еврей, которого Бог сослал в это пекло. Мало того, что они нашего Христа распяли, так они еще учредили масонство и скупили весь сахар перед вступлением в Евросоюз! Вы, Русов, понимаете, что такое мировое масонство?
Литератор, кажется, начинал осознавать, что его разводят, причем весьма примитивно, но сознание уже обволокло словоблудием Шмуля.
— Масонство переводится на русский язык как жидократия. Вы меня слушаете или как? Я что со стенкой разговариваю, господин Русов? Ах, вот так! Уже хорошо. Какие задачи у мирового масонства я вас спрашиваю? Не знаете! Говно вопрос! Первая задача — обеспечить чисто еврейский характер правления во всех христианских государствах. Понимаете? Вторая задача — это привлечь в нижнюю структуру управления государством холуев из неевреев. А? Каково? Думаете, почему Смуул православный? Смуулы никогда в холуях не ходили и ходить не будут! Третья задача, чтоб вы себе её представляли, конспиративная. Им надо обеспечить скрытность единого управления всеми государствами. Вот! Вот, где кошка срать ходила!
— Господин Смуул, — мягко поинтересовался Соллаф, — а что вы думаете о нашем правительстве?
— А он не донесет? — Озабоченно кивнул в сторону Русова антисемит. – Впрочем, плевать! Смуул никого не боится! Что я думаю о нашем правительстве? Говно вопрос! Если бы в нашей стране все начальники были скрытыми евреями, то народ давно бы сверг диктатуру сионистов. Проблема в том, что нами правят холуи из национальных кадров. Их всех купили! Всю страну продали! Верните десять миллионов!
— И что теперь делать, господин Смуул? — Осведомился Соллаф. — Вот господин Русов сомневается в целесообразности дальнейшего возрождения русского национализма в стране.
— Говно вопрос! — Взорвался Шмууль, пугая послов дружественных Эстонии держав. – Не ту страну назвали Гондурасом! Русские националисты все до единого скуплены Израилем! Русский национализм существует для оправдания еврейского сионизма! Что? Не верите? Ну, тогда покажите мне хотя бы одного настоящего русского националиста? Укажите мне на него! Я таки хочу попробовать его на зуб, какой он пробы?
— Так уж и на зуб, — с легкой иронией откликнулся Соллаф.
— Что вы смеетесь? Что смеетесь? Шмуль таки сказал смешное? Да вы сами, Соллаф, с прожидью! Даже ваш самый русский поэт и тот был с прожидью!
— Не надо так о Пушкине, — вступился за поэта Русов, — я могу обидеться.
— Ничего вы не можете! — Шмуль начал выходить из себя. — Пушкин арапом был, а не русским! Пусть за него эфиопы обижаются. Я вам говорю!
— Вероятно, вы имели в виду, — мягко попробовал подсказать Соллаф, — кого-то другого.
— Говно вопрос! Не ту страну назвали Гондурасом! — Выпалил обе присказки разом разошедшийся Шмуль. – Я вам про Есенина, а вы мне про Пушкина! Я же говорю: гов-но-воп-рос! Пусть меня внесут в тот самый чёрный список, но я вам говорю: не ту страну назвали Гондурасом!
При упоминании «чёрного списка» Русову стало не по себе, и он тихо отвалил, не прощаясь. Соллаф и Шмуль, не замечая исчезновения Русова, продолжают весело обсуждать есенинскую тему.
— Говно вопрос! — Орёт Шмуль. — Какой же он антисемит, когда у него дети евреи!
— Дети евреи, а все уголовные дела за антисемитские выходки, — мягко возражает Соллаф, попыхивая трубкой.
— Вот и я говорю: не ту страну назвали Гондурасом! — Охотно соглашается Шмуль.
— Кстати, а как вы вообще относитесь к поэтам? — Пыхает дымом Соллаф. — Вам не кажется, что истинная русская поэзия умерла, не дожив до «серебряного века»?
— Говно вопрос! Конечно, умерла! Гоголь — вот, кто был последним! И не смейте возражать мне! Гоголь, я вам говорю! Что из того, что он прозаик? Смотрите сюда, «Мертвые души» — не поэма? Поэма! Еще какая поэма! А что Белинский? Говно вопрос! Вот Писарев — это критик! Вы говорите Белинский, а я говорю: не ту страну назвали Гондурасом! Пи-са-рев!
Вечеринка продолжается без Русова.
Встреча с пенсионером Петровичем была обставлена наследниками Велеса в стиле шпионского романа. Петрович был похищен среди бела дня прямо в общественном туалете под горкой Харью. Туалет этот еще с советских времен пользовался дурной репутаций, как и примыкающий к нему маленький бар, в котором собирались эстонские граждане нетрадиционной сексуальной ориентации. Пить кофе в «Щели» считалось дурным тоном, а туалет в вечернее время использовался далеко не по прямому назначению. Петрович знал, что за решеткой вентиляционного отверстия, когда-то располагалась специальная фотокамера, заряженная высокочувствительной пленкой. Камера почти ни для кого, не была секретом. Коллеги Петровича частенько хулиганили, забегая сюда справить малую нужду и показать язык цейсовскому объективу.
Вслед за Петровичем вошли двое пижонистых молодых людей в одинаковых вязаных шапочках. Занятый своим делом пенсионер не обратил внимания на то, как ловко шапочки превратились в мешки с прорезями для рта и глаз. Правую руку ему аккуратно завернули за спину болевым приемом, не дав даже ширинку закрыть. Последнее, что запомнил теряющий сознание Петрович, был нестерпимо противный запах хлороформа. «Театр, — подумал пенсионер, впадая в забытьё, — шпионы, бля…»
Когда закончился наркоз, сначала вернулись звуки. Где-то рядом потрескивало пламя свечи, чуть впереди нудно скрипел деревянный пол. Вместе со звуками вернулось ощущение ватного тела и сушняка во рту. Петрович приоткрыл глаза, и голова словно взорвалась изнутри похмельной болью.
—Принесите ему воды.
Пенсионер приоткрыл глаза и зажмурился, ослепленный светом толстой зеленой свечи. В руку довольно бесцеремонно вложили стакан, но сил поднести его ко рту еще не было.
— Нашатырь!
Хрустнула ампула, и в нос ударил резкий запах нашатырного спирта.
— Оставьте нас!
Прошло еще несколько минут, прежде чем Петрович смог раскрыть глаза. В комнате было довольно сумрачно, хотя за плотными шторами угадывался дневной свет. Знакомая до слёз планировка хрущобы. У окна под креслом-качалкой поскрипывает пол. Посередине комнаты белой краской очерчен круг, разделённый на четыре части. В центре круга большая зелёная свеча. На стенах какие-то знаки — не каббала как будто, но что-то очень знакомое.
— Вам лучше?
— Мы-мы-мымм…
— Хотите кофе?
— Ы-ы, – Петрович силился сказать «нет», — н-ны-ыы.
— Ещё воды?
— Д-ды-ы-ы…
— Ещё воды!
После второго стакана сушняк слегка отступил, и сознание прояснилось. Петрович притворялся немощным, выигрывая время. Хозяин продолжал раскачиваться в кресле. За окном раздалось характерное дребезжание трамвая, преодолевающего крутой поворот. «Ласнамяэ, — подумал пенсионер, — чертово Ласнамяэ, улица Маяка. Шуты гороховые».
— Вижу, что вы пришли в себя. Приношу вам искренние извинения за причиненное неудобство.
— М-м-мым…
— Обычное дело. Это скоро пройдет. Мы вынуждены были прибегнуть к конспирации, у нас много врагов.
— М-мы-ы…
— Надеюсь, вы принимаете наши извинения. Вероятно, вы понимаете, зачем вы здесь?
— Ы-ы-ы…
— Перестаньте придуриваться, Николай Петрович, вы уже давно можете изъясняться связно. Мы проверяли действие хлороформа на наших сотрудниках. По моим расчётам, вы уже минут пять, как соображаете отлично. Впрочем, если вам так нравится…
— Ны-ыы..
— Еще воды? Так бы и сказали, чёрт вас возьми! Воды!
Всё еще судорожно постукивая зубами о край стакана, Петрович пил воду мелкими глотками. Голос незнакомца в кресле теперь показался ему очень знакомым. Между тем глаза начали привыкать к сумраку, и явственно стала видна окладистая мелкая бородка на бледном лице незнакомца, прикрытом большими очками в тяжелой старомодной оправе. Лицо это тоже показалось знакомым.
— Как вы себя чувствуете, Николай Петрович? – притормозил движение качалки незнакомец. — Ну, и чёрт с вами! Не хотите говорить, воля ваша! Так слушайте!
Кресло-качалка возобновила убаюкивающие движения. Незнакомец выдержал паузу, и начал, как бы с трудом, подбирая слова.
— Видите ли, Николай Петрович… Право, не знаю даже с чего и начать… Вот разве, что с пантеона богов. Русских, разумеется, богов. Пусть вас не смущает это обстоятельство. У них бог еврейский, у нас боги русские. Вот, такие пироги с котятами, н-да! Наш, русский Всевышний это космический абсолют, объединяющий космос и всех богов в единое целое. Имя Всевышнего Оум! — незнакомец приложил ко лбу сомкнутые ладони. — Все остальные боги — это всего лишь ипостаси Всевышнего…
Петрович прикрыл рукой глаза. Где-то он это уже слышал: низшее подобно высшему, всё во всём и ни в чём. Незнакомец, воодушевляясь, продолжил свою лекцию.
— Чтобы вам было понятно, скажу проще. Ипостась — это определенная функция Всевышнего в определенном промежутке времени и пространства. Вы следите за моей мыслью?
Петрович кивнул головой, но руки, прикрывающей глаза, не убрал.
— Я поясню вам при помощи аналогии, чтобы вам было понятнее. Смотрите, вот человек, он и есть человек. Но вот он взялся за плуг и стал пахарем, оставаясь человеком. Взялся за меч и стал воином, оставаясь человеком. Разница в том, что человек, будучи человеком, не может быть одновременно и пахарем, и сеятелем, и воином, и костоправом, и учителем, а Всевышний может. Это понятно?
Петрович кивнул и поерзал в кресле, устраиваясь поудобнее. Лекция обещала быть длинной и отменно скучной.
— Ипостаси русского Бога — это субличности. Поясню на аналогии. Вам бывало страшно? Знаю, что бывало, но вы сами могли перебороть свой страх. А вот другой пример, вам не хочется что-то делать, но вы заставляете себя преодолеть лень и так далее. Видите, здесь как бы присутствуют два человека: одному страшно, но другой заставляет преодолеть страх, одному лень, но другой заставляет первого преодолеть её. Это свидетельство того, что личность человека, его индивидуальное «я» состоит из субличностей. Вам уже не интересно?
— Отнюдь, — с трудом разжал сухие губы Петрович, — продолжайте, прошу вас.
— Благодарю, — незнакомец снял очки, протер их пальцами и, близоруко прищурившись, посмотрел через стёкла на пламя свечи. — Я постараюсь покороче. Итак, Всевышний не является ни добром, ни злом. Он объединяет в себе всё. Он — Космос, Он — любовь и ненависть. Он — все боги. Он — созидание и разрушение. Словом, русский Бог — это настоящий абсолют.
— Это имеет какое-то отношение к моему визиту, — прервал незнакомца Петрович, — или так, в чисто просветительских целях?
– Умерьте иронию, Николай Петрович, – всё гораздо хуже, чем вы думаете, гораздо хуже. Поклоняться Всевышнему можно только конкретным путем. Можно через светлых богов — Сварога, Перуна или Велеса, а можно и путем зла — через Чернобога.
— Знаю, знаю! Путь к богу лежит либо через добро, либо через умножение зла. Второй путь мне точно не подходит.
— Видите ли, Николай Петрович, наш, русский Бог — это вместилище всех богов, но важно уяснить, что Оум, — незнакомец снова приложил ко лбу сомкнутые ладони, — это не единственный бог. Единственный бог — это лживые выдумки однобожников и сатанистов. Они желают скрыть от людей знание о том, что богов много. Чернобог желает быть единственным богом, потому что он сам отрицает светлых богов. Чернобог — это тот, кого вы называете Сатаной. Вы ведь боитесь Сатаны, Николай Петрович?
— Боюсь, что отрицать глупо.
— Вот и славненько, видите, как мы далеко продвинулись! Думаю, что про двуполого бога Рода вам неинтересно, а ведь это именно он породил бога солнца Ра. Род — это поразительный бог! Он одновременно отец богов и мать богов. Он выделил из себя мужское начало — бога Саврога и женское начало — богиню Ладу.
Петровичу очень к месту на ум пришли слова некогда популярной песенки: «Даже если будешь бабушкой, всё равно ты будешь Ладушкой» и резвый припев «Л-лада!» Однако тут всё было серьезнее.
— Теперь вы понимаете, что основная ипостась бога Рода — это участие во всех рождениях. Это он породил священную корову Земун и козу Седунь.
Петрович шевельнулся, устраиваясь поудобнее, однако незнакомец расценил движение, как незаданный вопрос.
— Как, вы не знаете, кто такая коза Седунь? Ну, как же! Из сосцов коровы Земун и козы Седунь вылилось молоко, которое стало нашей галактикой. Надеюсь, вы слышали про Млечный путь? Хорошо. Тогда вы поймете, что это именно Род породил Мировую Уточку, в свою очередь породившую низших богов. Чтобы вы не запутались, поясню вам, что низшие боги — это, по-вашему, демоны.
«А причём тут коза? — Петрович понимающе кивнул головой. — Где-то я уже слышал что-то там про козу, которая живет в ванной и которую можно с кем-то там перепутать, если закрыть глаза». Весь этот «опиум для народа» в качестве вступления к разговору о списке Чёрного человека уже изрядно поднадоел, но вторую дозу хлороформа без инфаркта ему не пережить.
— Ау! Николай Петрович! Не спите! Я перехожу к самой важной части. Вам приходилось что-нибудь слышать про Триглава?
— Языческий эквивалент христианской Троицы.
— Неправда ваша! — Голос незнакомца звучал торжествующе. — Христиане украли ипостаси Триглава и одели их на своего еврейского бога, как овечью шкуру на волка!
— Не увлекайтесь, прошу вас, — Петрович даже закашлялся от волнения, — моему терпению тоже есть предел.
— Простите, Николай Петрович! Уж очень это больная тема для русского человека. Итак, русский Триглав — наш триединый бог. Он имеет три ипостаси — Явь, Навь и Правь. Явь — это реальная ипостась бытия, весь материальный мир, если хотите. Навь — это мнимая ипостась бытия, это пространство ложных идей, наваждений, мороков, соблазнов и пороков. Навь — противостоит Прави. Правь — это потенциально правильная ипостась бытия. Потенциально!
Вверх взлетел указательный палец:
— Жить по Прави — это значит правильно думать, правильно говорить, правильно поступать. Правь — это система правил, установленных Сварогом.
— Я устал от вашего пантеона, Георгий… э-э… Павлович, если не ошибаюсь. Вы еще не добрались до середины, а уже успели мне изрядно надоесть вашими коровами и козами. Скажите мне прямо, чего вы от меня хотите?
Пораженный незнакомец перестал раскачивать кресло. Теперь, когда инкогнито было раскрыто, доктор Смальцев понятия не имел, как ему выкрутиться из щекотливой ситуации. После опознания похищение пенсионера выглядело уже не так таинственно, как ему бы того хотелось. Более того, похищение с хлороформом выглядело ужасно, одновременно смешно и мелкоуголовно.
— Вы ошиблись, — дрожащим голосом произнес Смальцев, — я не тот, за кого вы меня принимаете.
— Действительно, вы не тот, за кого я вас принимал до сегодняшнего дня. Скажите, зачем вам понадобился весь этот спектакль? Кто вы, доктор Смальцев?
Петрович перешел в наступление, хотя всё еще опасался пижонов с хлороформом, покуривавших на кухне хрущобы. Впрочем, отступать было поздно.
— Вы позволите мне закончить?
— Позволю, конечно, я ведь только гость, — Петрович нагло ухмыльнулся, — отчего бы не сделать одолжение хозяину.
— Благодарю вас, — Смальцев снял очки, — хотите еще воды? Нет? Как хотите. На ваш вопрос я отвечу чуть позже.
— Пропустите лишнее, Георгий Павлович, мой вам совет, и переходите прямо к делу.
— Я возглавляю организацию наследников Велеса.
— Организация тайная?
— Разумеется, тайная. У нас много врагов, причем тайных врагов больше, чем явных. Вы должны простить нас.
— Вас! — Эхом отозвался Петрович.
— Нас! — упорствовал Смальцев. — Решение было принято на Малом вече. Вам должно быть известно, что Велес приходится сыном богу Роду и корове Земун. Велес издревле почитался богом мудрости. В Малой Азии его называли Ваал, в Индии Валу. Наш, русский Велес покровитель могущественной касты волхвов.
— Признаться, я думал, что вы доктор исторических наук, а вы, оказывается, в волхвы подались.
Петровича стало утомлять затянувшееся вступление, и он решил срезать все прямые углы.
— Это наследственное, Николай Петрович, это или есть, или его нет.
— Какое это имеет отношение к тому, о чём вы меня собираетесь спросить?
— Самое прямое, — неожиданно взволновался Смальцев, — вы даже не представляете, как это важно!
Вновь заскрипело кресло-качалка. Пламя зелёной свечи колыхнуло сквозняком, это на повышенные тона в кухне тихонько приоткрыли дверь.
— Оставьте нас одних! — Взвизгнул Смальцев. — Если вам там нечего делать, то приготовьте нам кофе! Простите, Николай Петрович, на чём я остановился? Ах, на Велесе! Так вот, через Велеса у волхвов прямой выход на бога Рода. Это очень важно! Очень!
Смальцев внезапно остановил качалку и поднял над головой указательный палец правой руки. Петрович едва не расхохотался, восторгаясь пафосу, распиравшему похитителя пенсионеров.
— Не смейтесь! Прошу вас, не смейтесь! Это так важно! Бог Род владеет книгой ипостасей. Это подлинная книга судеб! Когда рождается новый человек, то его ипостась заносят в книгу Рода.
— Покажите мне эту книгу! Немедленно!
— Увы, Николай Петрович, это не в моей власти.
— Отчего же, господин волхв, или как вас там теперь называть?
— Как хотите, так и называйте, — печально отозвался Смальцев, — но я не могу показать вам книгу. Почему, спросите вы? Просто вы и есть книга. Каждый человек — это книга. При рождении ребенка Род берет половину генетической информации от отца, а вторую от матери. Иногда Род прибавляет что-нибудь от себя. Иногда вмешиваются другие боги. Чаще всех это делает матерь большинства богов Лада, но если Род не поспешит захлопнуть книгу судьбы, то может вмешаться сам Чернобог. Дар богов определяет ипостась или ипостаси.
— Если я правильно понял, — заинтересовался Петрович, — то именно дар богов определяет предназначение человека.
— Совершенно верно. Например, вмешается бог огня Симаргл, быть человеку кузнецом, кочегаром или пожарным, или даже сапером.
— Забавно, Георгий Павлович, забавно. Значит, свой дар волхва вы получили от Велеса?
— Это очевидно, но вернемся к книге ипостасей. Книгу ипостасей невозможно переписать, но пределы судьбы можно расширить.
— Как вы себе это представляете?
— Очень просто, Николай Петрович, очень просто. Если в жизни вы выберете Правь, то светлые боги расширят пределы вашей судьбы. Если же вы прельститесь Навью, то вашим сердцем завладеет Чернобог. Вы станете игрушкой в его руках.
— А если я выберу ваш абсолют?
— Глупо, Николай Петрович, очень глупо. В вас говорит христианин. Это вы выбираете Христа и думаете, что получаете всё. Поймите, наконец, что нельзя выбрать самого Всевышнего! Оум! — Смальцев приложил ко лбу сомкнутые ладони. — Это всё равно, что отказаться от выбора вообще! Поймите же, наконец, что Всевышний — это весь, понимаете, весь космос! Он сам дает человеку возможность выбора между добром и злом.
— Успокойтесь, Георгий Павлович! Я знаю, что отказ от выбора — это тоже выбор, причем не в пользу добра. Кстати, где ваш кофе?
В ту же минуту пижоны-наследники, словно ожидавшие команды, вкатили в комнату сервировочный столик с двумя изящными фарфоровыми чашечками и таким же кофейником. Кофе оказался крепким и сладким.
— Простите, Николай Петрович, мне мою горячность. Прошу вас понять, что судьбу человека можно расширить, но невозможно переписать заново. Представьте себе, что связь человека с богом двусторонняя. От бога к человеку и от человека к богу. Только профессиональный эгрегор дает возможность приобщиться к знаниям богов и насытить их любопытство эмоциями смертных.
— Насытить любопытство, и это всё, что вашим богам от нас нужно? Волхвам дано видеть будущее?
— Не всем, если речь идет о конкретных судьбах, только наиболее достойным. Волхвы могут предвидеть будущее только в самых общих чертах. Нельзя похищать у богов то, что принадлежит только им.
— Что вы хотите от меня?
— Список. Мы хотим взглянуть на список.
— Зачем?
— С вашим списком происходит что-то непонятное. Кто-то нашёл способ переписывать человеческие судьбы. Это очень опасно.
— А список-то вам зачем, если вы и так знаете, что происходит?
— Мы можем спасти конкретных людей.
— Если вы не можете защитить их от переписывания судьбы, то как вы можете их спасти?
— Николай Петрович, вы забываете о возможностях эгрегора. Коллективный разум способен на многое. Мы должны попробовать. Русские боги не оставят нас в беде! Уверяю вас, это единственный способ остановить их!
— Кого «их»?
— Я не знаю! Сегодня еще не знаю, но обязательно буду знать.
— Вы хотите знать, есть ли в списке ваше имя?
— Клянусь Сварогом!
— Почему не Велесом?
Доктор Смальцев на секунду задумался. Действительно, а почему он клянется Сварогом, а не Велесом? Нет ли тут какого-нибудь подвоха?
— Потому что Сварог есть бог неба, духовный владыка вселенной и родоначальник славянских богов. Уверяю вас, Николай Петрович, что меня не интересует конкретное содержание списка. Я, то есть мы, хотим видеть документ в целом. У нас есть основания предполагать, что список — это магический артефакт, настолько неординарный, что способен к самостоятельным действиям.
Последняя фраза заинтересовала пенсионера. Можно сказать, что он не выпускал списка из рук, но в нём сама собой появилась фамилия Макара Евлова. Что, если завтра в нём появится еще чья-нибудь фамилия?
— Поясните мне последнюю вашу фразу, доктор Смальцев. Что значит «способный к самостоятельным действиям»?
Смальцев на минуту задумался. Время этой минуты тянулось так медленно, словно ею завладела обманщица Навь.
— Как бы это вам попроще сформулировать… Кто-то развязал против нас войну. Не войну даже, а психологический террор. Нас подталкивают к самоуничтожению, что ли… Или к чему-то иному, как будто выходящему за пределы Яви и Нави, туда, где вообще не действует Правь. Как будто нас выталкивают за пределы нашей вселенной, за пределы нашего космоса, за пределы нашего абсолюта.
— Вы противоречите себе, уважаемый Георгий Павлович. Коли есть нечто могущественнее вашего абсолюта, то ваш абсолют вовсе и не абсолют. Я повторяю вопрос про самостоятельность действий!
— Смейтесь, смейтесь! — Доктор Смальцев едва не выронил кофейную чашку. — Запутали вы меня с вашим абсолютом!
— Я?! А вы шутник, господин волхв!
Петрович вложил в «волхва» бездну иронии, но Смальцев этого как-будто и не заметил
— Простите, Николай Петрович, я несколько увлекся. Вы спрашивали меня про самостоятельность действий списка, так? Нам ещё не приходилось сталкиваться с подобным явлением, но мы предполагаем, что сам список накачан таким количеством магии, что произошло частичное одушевление, и теперь он сам решает, кому изменить судьбу.
— Это вы сейчас о бумаге?
— Нет, это я о списке!
— А есть разница?
— Разумеется! Бумага — это только бумага. Чистая бумага — tabula rasa. Она приемлет всё – и добро, и зло одинаково. Грязная бумага уже носитель информации. Чтобы бумага приобрела силу, её надо соответствующим образом оформить. Вы же знаете поговорку «Без бумажки — ты букашка, а с бумажкой человек!» Информацию, программу или в нашем случае список кладут на бумагу, соединяя одно с другим при помощи магии. Список — это всего лишь бесплотная идея. Бумага легко уязвима. Она может промокнуть, замаслиться, сгореть, наконец. Идея, скрепленная с бумагой при помощи магии, становится с ней единым целым.
— В нашем случае, одушевленным целым, — скептически произнёс Петрович. — Должен сказать, что вы меня не убедили. Мне опять придётся нюхать хлороформ или обойдемся без эффектов?
Смальцев как-будто и скепсиса не уловил.
— У меня есть для вас новость.
Смальцев медленно поднялся с кресла-качалки и переступил через круг со свечой. «Сейчас они меня удавят, — подумал Петрович, — тихо удавят и утопят в ласнамяэском карьере. Там есть глубины больше двадцати метров. Нет, они похоронят меня в какой-нибудь братской могиле, которую же и охраняют! Какой же я дурак!» Пенсионер оглянулся, ища и не находя в полумраке пути к отступлению.
В комнату тихо вошли пижоны-наследники в вязаных шапочках и стали за спиной Смальцева. Руки они сложили на причинном месте, а ноги расставили на ширине плеч. Смальцев прижал к переносью оправу очков указательным пальцем правой руки. Когда очки водворились на переносицу, указательный палец упёрся Петровичу в лоб. Торжественный момент расставания сразу же приобрел трагический пафос.
— Вам больше никто не поможет. Оракула больше нет.
— Как это нет?
Смальцев не солгал. Это действительно была новость. В планах Петровича было навестить Пифию ещё раз. У него к ней накопилась масса вопросов.
— Пифия утонула.
— Как это утонула?
— А вот так! — Голос волхва Смальцева исходил откуда-то из его чрева, подсвеченного снизу и сзади колеблющимся пламенем свечи. — Говном захлебнулась.
— ?!
— Мэр вчера отдал распоряжение задействовать старый канализационный коллектор. Рано утром кто-то очень торопливый залил оракул городскими нечистотами. Пифию никто не предупредил.
_________________________
<<< Начало ищите здась
Источник: | Фото взято из оригинала статьи или из открытых источников
01.12.19 | 3141
Михаил Петров
Петрович и список судьбы.
Русский ковчег
Разумеется, борцы за независимость не знали о подлинных целях деятельности на территории Эстонии основанной Генрихом Гиммлером организации Ahnenerbe. Однако в конечном итоге в начале 90-х было признано, что найденные Ahnenerbe артефакты принадлежат не к древней германской культуре, а являются наследием maarahvas. Отголоски этой тайной дискуссии попали в прессу в виде длинных и скучных отчетов антропологических и этнографических экспедиций, совершенных на скорую руку «Обществом охраны памятников культуры». По стране прокатилась мода на шаманизм, и были даже зафиксированы случаи погребения умерших сородичей на погребальных кострах, на что государство не обратило должного внимания. Символом наследия предков стал мифический Калевипоэг, унаследовавший черты жителей Лапландии и отчасти белокурой германской бестии. Кстати, в кабинете покойного Куно Хламма в бытность его вице-спикером парламента висела картина, изображающая Калевипоэга в аду: бородатый мужик в лаптях, одетый в рубаху, украшенную узором с вплетенными в него свастиками, со зверским оскалом на лице гоняет дубиной сразу дюжину чертей на фоне багрового адского зарева.
Одновременно появился целый ряд неафишировавшихся научных исследований, доказывающих превосходство maarahvas перед германцами. Возникла теория угро-финского приоритета, объявившая индогерманскую ветвь вторичной по отношению к угро-финской — теория двух потоков. Согласно этой теории, прародиной протоугрофиннов была мистическая Гиперборея, расположенная на острове, затонувшем в Северном Ледовитом океане. С исчезновением острова гиперборейцы расселились по земле. Наиболее мощный поток перевалил через Уральский хребет, где потек по двум направлениям: в сторону Индии и Китая, а также в сторону нынешнего Скандинавского полуострова. Из этого следовало, что ближайшими родичами maarahvas являются угро-финские, читай гиперборейские народы, расселившиеся по западную сторону Урала, жители Алтая и Тибета, а также народы, имеющие индоарийское происхождение. Сама угро-финская ветвь, расселившаяся по берегам Финского залива, унаследовала наиболее чистую гиперборейскую кровь. Столкновение с тевтонцами, которые являлись по отношению к maarahvas отдаленными родственниками, стимулировало пробуждение древнего гиперборейского сознания. Теория плавно подводила к тому, что в истории maarahvas не было никакого индогерманского заимствования, а было лишь пробуждение гиперборейского духа, дремавшего несколько тысячелетий. Наследие предков занялось налаживанием контактов с угро-финскими народами, населяющими территорию России, с целью тайного поиска гиперборейских артефактов. Под видом учителей эстонского языка и собирателей фольклора в Россию ринулись эмиссары «Общества охраны памятников культуры». Их активность не осталась незамеченной. Время от времени российские спецслужбы ловили и высылали эмиссаров под предлогом шпионской деятельности.
Рядом с эстонским «наследием предков» выкристаллизовалось «Общество охраны русских памятников культуры» с совершенно противоположными целями. Во главе общества стал доктор Георгий Смальцев, развивший бурную деятельность на ниве русского некрополя в Эстонии. Он описал и систематизировал русские захоронения на территории Эстонии. Деятельностью общества стало поддержание порядка на русских некрополях и установка памятных знаков. Постепенно сложилась виртуальная славянская дружина, отстаивавшая древние славянские приоритеты на берегах Финского залива. Доктор Смальцев любил говаривать, что ничто не свидетельствует правдивее о человеке и его жизни, чем его могила. Особым направлением деятельности «Общества охраны русских памятников культуры» стала установка символических надгробий — кенотафов.
Кенотаф изобретение греческое. Когда невозможно было получить тело, чтобы устроить похороны на традиционном погребальном костре, на родине героя устраивалась символическая могила, накрытая надгробием-кенотафом. Апофеозом деятельности Смальцева стали кенотафические похороны в Таллинне внучки князя Александра Суворова с торжественной панихидой, речами и венками от общественности и российского посольства.
Очень скоро от официального общества отмежевалось и собственное «наследие предков» — тайная организация «Русский ковчег», члены которой именовали себя наследниками Велеса. Крайне стесненная в средствах организация была вынуждена к тому же работать в условиях пристального наблюдения со стороны лавочки. Наследники Велеса довольно быстро разработали теорию угро-финской маргинальности. Согласно этой теории, перевалив через уральский хребет, гипербореи разделились на два потока. Здоровый в расовом отношении поток двинулся в Индию и Китай, а маргиналы были брошены на произвол судьбы. Они рассеялись по Северу Европы, а отдельные племена со временем сумели добраться до берегов Финского залива. Произошло это тогда, когда здесь уже расселились славянские потомки гипербореев, откочевавшие из Индии. Поначалу голос единой крови был весьма силён, но быстро выяснилось, что протоугрофинские маргиналы окончательно выродились, утратили древние гиперборейские знания, письменность, науки и искусства, превратившись в кочующий лесной народ, дикий и неподдающийся реморализации.
Перед потомками древних славян встала непростая задача сохранить действующую систему воспроизводства русской этничности в условиях откровенно мононационального и монокультурного государства. В условиях усиливающегося гнета доминирующей нации наследники Велеса приняли решение о создании тайного «Русского ковчега», призванного сохранить в неприкосновенности истинно гиперборейский дух, кровь и идейное наследие гиперборейцев. Прежде всего организация озаботилась поисками финансирования. Однако местное псевдославянское предпринимательство заняло пораженческую позицию, год за годом отказываясь вкладывать деньги в русскую инфраструктуру, тем более в тайную.
Проект с учреждением организаций российских соотечественников также потерпел крах, поскольку Россия категорически отказалась выделять деньги на поддержание русской диаспоры в Эстонии. Наследники Велеса приняли решение о переходе к «эксам» — экспроприации экспроприированного. Первый же «экс» потерпел неудачу: афера с похищением десяти миллионов долларов из Северо-Эстонского банка потерпела крах. Деньги были похищены, но привлечение к операции еврейских финансистов привело к тому, что похищенные доллары растворились где-то на широких просторах Северо-Американских штатов. Неудачный «экс» повлек за собой реставрацию антисемитских настроений в среде «наследников». Радикально настроенные силы потребовали от руководства ковчега перехода к решительным действиям с привлечением сильных волхвов.
Соперничество двух тайных «наследий» вступало в фазу сезонного обострения, когда притчей во языцех стал список астролога Мужова. Местное Ahnenerbe и наследники Велеса не без оснований подозревали друг друга в развязывании агрессии средствами психологического террора. Русский ковчег предпринял энергичные усилия по розыску списка смертников, которые привели его к одинокому пенсионеру Николаю Петровичу.
Соллаф-антисемит
Фигура таинственного комментатора — ироничного и необычайно осведомленного Соллафа – давно привлекла внимание Бальтазара Русова. Сложные многоходовые комбинации разбивались о короткие иронические комментарии виртуального мудреца. Подозрительный Русов стал относить Соллафа к числу опытных агентов влияния, действующих одновременно в интересах нескольких держав. Соллаф был откровенным вызовом Русову. На этот, выражаясь модным английским словечком, challenge следовало ответить собственным. Однако Русов, не владевший информацией о личности мудреца, чувствовал себя неподготовленным. Случаю было угодно столкнуть их на приёме в честь реставрации мызы Маарду, куда литератор был приглашен изображать интеллектуальную русскую тусовку.
— Кто это? — Поинтересовался Бальтазар, незаметно кивнув в сторону солидного мужчины с высоким челом, чтобы не сказать залысиной. — Кто сей хлыщ?
Ему назвали ничего не говорящую здоровым людям фамилию и звучный псевдоним — «Соллаф». Русов не стал задумываться над происхождением псевдонима, а решил провести разведку боем, тем более что противник выглядел расслабленным и неготовым к отражению атаки.
— Представьте меня этому чудику, — попросил Русов. — он мне любопытен
Соллаф оказался человеком, имевшим все признаки интеллигентности и не только на челе. Некоторое время беседа вращалась вокруг повода для фуршета. Мудрец проявил недюжинное знание истории родного края, поразившее даже автора «Ревельского шляха», всерьёз полагавшего себя историком. Постепенно разговор, направляемый Русовым, перешёл на положение русской общины.
— Я прочёл ваш монументальный труд про шлях, — сказал Соллаф, — и должен вам заметить его совершеннейшую беспомощность с исторической точки зрения.
Русов поморщился, подозревая, что сейчас начнется мелочный разбор многочисленных исторических ляпсусов, допущенных автором компиляции.
— Тем не менее, должен вас от души поздравить. Вы — настоящее говно.
Литератор, не ожидавший такого подвоха, поперхнулся канапе с красной икрой. Соллаф, как будто не замечая перемены в собеседнике, принялся набивать табаком короткую трубку.
— Сам ты говно! — Налился кровью Русов и зашипел: — Да кто ты такой?
— Можно просто Соллаф, — невозмутимо ответил собеседник. — Думаю, что вы меня не совсем верно поняли. Я не имел ни малейшего намерения оскорбить или обидеть вас лично. Вольно кадет! Расслабьтесь! Я имел в виду совсем другое, важное не только для вас лично.
Русов непроизвольно расслабился, подчиняясь знакомому тону приказа. Вспомнилось, что один из его старых начальников по конторе глубинного бурения любил рычать на проштрафившихся подчиненных: «Думаете, что вы майор?! Ах, вы не майор, вы еще только капитан? Так вы не капитан, вы говно! Руки по швам, говно!»
— Итак, вы говно! Плохо это или хорошо? Скорее хорошо, чем плохо. Вы говно в смысле питательная среда. Вы гумус, если хотите. Правда, термин «говно» я нахожу более выразительным, чем обезличенный, накачанный химией современный «гумус». Вы приняли на себя грандиозную задачу по созданию на этой земле природного русского национализма. Нет задачи более благородной и одновременно более неблагодарной для настоящего русского националиста. Из праха мы пришли, в прах обратимся. Из говна восстали, в говно и упадём. Не правда ли, это очень символично?
Не оставляя места ответу, Соллаф увлёк ошарашенного литератора на балкон.
— Смотрите, какой вид открывается отсюда! Поля, поля, поля, распаханные трудолюбивым эстонским крестьянином. Разве на этой ухоженной почве можно взрастить русский национализм? Вы совершенно правы. Нет! И еще раз нет! Национализму нужно дерьмо. Вот что ему нужно. Настоящее вонючее дерьмо, а не этот распаханный гумус, лишенный творческой силы. В дерьме, слышите меня? Только в дерьме можно согреть личинки русского национализма, которые превратятся в прожорливую гусеницу, пожирающую всё подряд, чтобы в положенный срок изящная бабочка расправила свои нежные крылья и мы, наконец-то, увидели завораживающий танец ажурного мотылька, чей жизненный цикл так необычайно сложен.
Русов вновь не нашёлся, что возразить, только пожевал губами.
— И не возражайте мне. Быть говном это почетно, особенно, когда вокруг все в белом. Древние полагали, что символ всего вокруг сущего это семя, но они ошибались. Дерьмо! Вот что присутствует во всём, и это всё присутствует в дерьме. Дерьмо это и есть настоящий двигатель прогресса! Бальтазар, простите, не знаю, как вас там по батюшке, вы хотите быть двигателем прогресса? Вижу, что хотите!
Соллаф раскурил трубку, давая очухаться «двигателю прогресса». Вечерний туман ложился на поля, извивался между деревьями сада – старыми корявыми яблонями, подползал к мызе. Наконец, Бальтазар прочухался и высказал терзавшее его предположение вслух.
— Оказывается вы, Соллаф, обыкновенный антисемит, — в «антисемита» литератор вложил почти весь имевшийся в наличии запас желчи и яда.
— Совершенно верно, — легко согласился мудрец, пыхнув трубкой. — Я антисемит природный, можно сказать, естественный, хотя осознал это только на последнем курсе университета. Каждая раса имеет право на место под солнцем, но не имеет права смешиваться с другими расами. Последствия смешения приводят к плачевным результатам.
— Вот интересно, что вы понимаете под плачевными результатами?
— Что? – Задумался на мгновение Соллаф. – Для вас, русских, полезно знать, что коли переженить всех мужиков на еврейках, то в результате народятся не русские, а евреи. Коли всех русских женщин отдать замуж за евреев, то не получится ни евреев, ни русских. Скрестите лошадь с ослом, и вы получите мула резвого, как лошадь, и выносливого, как осел, но в смысле потомства — это тупик.
— Вы, господин Соллаф, оказывается, разбираетесь в конской селекции, – выплеснул остатки яда литератор Русов.
— И в конской тоже, — немедленно согласился Соллаф, — но я однако же, противник селекции человеческой. Да, я антисемит, но мой антисемитизм — это только оборотная сторона моего филосемитизма.
Пока литератор осмысливал логический кунштюк с «оборотной стороной антисемитизма», Соллаф выудил с проносимого мимо подноса бокал красного вина.
— Ваше здоровье, господин Русов! — Мудрец пригубил вино. — На мой вкус сладковато… Вы, Русов, исполняете в обществе важную роль. В отсутствие официального государственного антисемитизма вы тренируете общество в русофобии. Конечно, это далеко не одно и то же, но вполне позволяет держать всё общество в тонусе. Вы думаете, что антисемит — это тот, кто ненавидит евреев, так? Так! Вижу, что так, а это и есть ошибка. Антисемит, если хотите знать, это тот, к кому сами евреи относятся враждебно, потому что подозревают его в природной нелояльности.
— А-а?
— Что: а-а? Тот, кто ненавидит евреев, это не фашист даже, а настоящий нацист. Разницу между понятиями улавливаете? Русский националист, если его поскрести основательно, в основе своей филосемит. Помните знаменитую присказку: «Какой же я антисемит, у меня друг еврей!» Не помните? Жаль!
Соллаф раскурил погасшую трубку. Русов чувствовал себя так, словно его только что искупали в дерьме. Хотел застать мудреца врасплох, а нарвался на засаду.
— А хотите я вас, полковник… Что? Вы до сих пор не полковник? Досадно, досадно. Впрочем, чекист спит, служба идет, а не спит, так она всё равно идет. Впрочем, и это неважно. Хотите, я познакомлю вас с настоящим антисемитом? Хотите? Нет, правда, он самый настоящий антисемит. Господин Смуул, пожалуйте к нам на два слова! Я слышал, что вы настоящий антисемит, а вот господин Русов сомневается.
Не ту страну назвали Гондурасом
— Говно вопрос! — Ничуть не обиделся Эдик Смуул. — Гарсон! Вина!
Эдик Смуул, точнее Шмуль, был из породы тех мулов, которые не дают потомства. Не прибившись к русским и будучи своевременно отторгнут евреями, Шмуль стал воинствующим антисемитом. Евреи, не понимавшие истоков Эдикова антисемитизма, называли его «русским жидоедом». Вконец озверевший Эдик крестился, отпустил поповскую бороду и стал святее самого московского патриарха. А поскольку в его крови было намешано всякого, то про него в народе ходила басня: Шмуль с евреями полуеврей, с русскими полурусский, с армянами полуармянин, а с эстонцами полуэстонец. У грубого, но сентиментального Эдика было две любимых присказки. Первая — «Говно вопрос!» употреблялась в качестве вводных слов к началу любой мысли, вторая — «Не ту страну назвали Гондурасом!» выражала крайнюю степень сожаления по любому вопросу, а иногда даже искренний восторг. Разумеется, в зависимости от контекста.
— А вы часом не еврей, господин Русов? Да-а? А вот у меня есть сомнения. Трётесь тут с Соллафом, а потом донос на меня напишете.
— Какой донос? — Оторопел Бальтазар. — Что вы себе позволяете, Шмуль?
— Это вот для него я Шмуль, — Эдик кивнул в сторону немецкого посла, отделившегося от буфета, — а для вас я господин Смуул. Фамилия такая у меня эстонская, очень, знаете ли, распространенная.
— Господин Смуул, что вы думаете о евреях? — Подзадорил антисемита Соллаф. — Сделайте одолжение, рассудите нас. Я утверждаю, что быть питательной средой для русского национализма — это очень почетно, а вот господин Русов придерживается, кажется, иной точки зрения.
— Говно вопрос! — Радостно откликнулся Шмуль, не обращая внимания на скривившегося литератора. — Что я думаю о евреях! И вы меня еще спрашиваете?! Таки с ними невозможно иметь никаких дел! Только с бедными евреями можно иметь дела, но где вы у нас видели бедных евреев? Я вас спрашиваю? И я же вам отвечаю: я последний что ни на есть бедный еврей, которого Бог сослал в это пекло. Мало того, что они нашего Христа распяли, так они еще учредили масонство и скупили весь сахар перед вступлением в Евросоюз! Вы, Русов, понимаете, что такое мировое масонство?
Литератор, кажется, начинал осознавать, что его разводят, причем весьма примитивно, но сознание уже обволокло словоблудием Шмуля.
— Масонство переводится на русский язык как жидократия. Вы меня слушаете или как? Я что со стенкой разговариваю, господин Русов? Ах, вот так! Уже хорошо. Какие задачи у мирового масонства я вас спрашиваю? Не знаете! Говно вопрос! Первая задача — обеспечить чисто еврейский характер правления во всех христианских государствах. Понимаете? Вторая задача — это привлечь в нижнюю структуру управления государством холуев из неевреев. А? Каково? Думаете, почему Смуул православный? Смуулы никогда в холуях не ходили и ходить не будут! Третья задача, чтоб вы себе её представляли, конспиративная. Им надо обеспечить скрытность единого управления всеми государствами. Вот! Вот, где кошка срать ходила!
— Господин Смуул, — мягко поинтересовался Соллаф, — а что вы думаете о нашем правительстве?
— А он не донесет? — Озабоченно кивнул в сторону Русова антисемит. – Впрочем, плевать! Смуул никого не боится! Что я думаю о нашем правительстве? Говно вопрос! Если бы в нашей стране все начальники были скрытыми евреями, то народ давно бы сверг диктатуру сионистов. Проблема в том, что нами правят холуи из национальных кадров. Их всех купили! Всю страну продали! Верните десять миллионов!
— И что теперь делать, господин Смуул? — Осведомился Соллаф. — Вот господин Русов сомневается в целесообразности дальнейшего возрождения русского национализма в стране.
— Говно вопрос! — Взорвался Шмууль, пугая послов дружественных Эстонии держав. – Не ту страну назвали Гондурасом! Русские националисты все до единого скуплены Израилем! Русский национализм существует для оправдания еврейского сионизма! Что? Не верите? Ну, тогда покажите мне хотя бы одного настоящего русского националиста? Укажите мне на него! Я таки хочу попробовать его на зуб, какой он пробы?
— Так уж и на зуб, — с легкой иронией откликнулся Соллаф.
— Что вы смеетесь? Что смеетесь? Шмуль таки сказал смешное? Да вы сами, Соллаф, с прожидью! Даже ваш самый русский поэт и тот был с прожидью!
— Не надо так о Пушкине, — вступился за поэта Русов, — я могу обидеться.
— Ничего вы не можете! — Шмуль начал выходить из себя. — Пушкин арапом был, а не русским! Пусть за него эфиопы обижаются. Я вам говорю!
— Вероятно, вы имели в виду, — мягко попробовал подсказать Соллаф, — кого-то другого.
— Говно вопрос! Не ту страну назвали Гондурасом! — Выпалил обе присказки разом разошедшийся Шмуль. – Я вам про Есенина, а вы мне про Пушкина! Я же говорю: гов-но-воп-рос! Пусть меня внесут в тот самый чёрный список, но я вам говорю: не ту страну назвали Гондурасом!
При упоминании «чёрного списка» Русову стало не по себе, и он тихо отвалил, не прощаясь. Соллаф и Шмуль, не замечая исчезновения Русова, продолжают весело обсуждать есенинскую тему.
— Говно вопрос! — Орёт Шмуль. — Какой же он антисемит, когда у него дети евреи!
— Дети евреи, а все уголовные дела за антисемитские выходки, — мягко возражает Соллаф, попыхивая трубкой.
— Вот и я говорю: не ту страну назвали Гондурасом! — Охотно соглашается Шмуль.
— Кстати, а как вы вообще относитесь к поэтам? — Пыхает дымом Соллаф. — Вам не кажется, что истинная русская поэзия умерла, не дожив до «серебряного века»?
— Говно вопрос! Конечно, умерла! Гоголь — вот, кто был последним! И не смейте возражать мне! Гоголь, я вам говорю! Что из того, что он прозаик? Смотрите сюда, «Мертвые души» — не поэма? Поэма! Еще какая поэма! А что Белинский? Говно вопрос! Вот Писарев — это критик! Вы говорите Белинский, а я говорю: не ту страну назвали Гондурасом! Пи-са-рев!
Вечеринка продолжается без Русова.
Петрович и наследники Велеса
Встреча с пенсионером Петровичем была обставлена наследниками Велеса в стиле шпионского романа. Петрович был похищен среди бела дня прямо в общественном туалете под горкой Харью. Туалет этот еще с советских времен пользовался дурной репутаций, как и примыкающий к нему маленький бар, в котором собирались эстонские граждане нетрадиционной сексуальной ориентации. Пить кофе в «Щели» считалось дурным тоном, а туалет в вечернее время использовался далеко не по прямому назначению. Петрович знал, что за решеткой вентиляционного отверстия, когда-то располагалась специальная фотокамера, заряженная высокочувствительной пленкой. Камера почти ни для кого, не была секретом. Коллеги Петровича частенько хулиганили, забегая сюда справить малую нужду и показать язык цейсовскому объективу.
Вслед за Петровичем вошли двое пижонистых молодых людей в одинаковых вязаных шапочках. Занятый своим делом пенсионер не обратил внимания на то, как ловко шапочки превратились в мешки с прорезями для рта и глаз. Правую руку ему аккуратно завернули за спину болевым приемом, не дав даже ширинку закрыть. Последнее, что запомнил теряющий сознание Петрович, был нестерпимо противный запах хлороформа. «Театр, — подумал пенсионер, впадая в забытьё, — шпионы, бля…»
Когда закончился наркоз, сначала вернулись звуки. Где-то рядом потрескивало пламя свечи, чуть впереди нудно скрипел деревянный пол. Вместе со звуками вернулось ощущение ватного тела и сушняка во рту. Петрович приоткрыл глаза, и голова словно взорвалась изнутри похмельной болью.
—Принесите ему воды.
Пенсионер приоткрыл глаза и зажмурился, ослепленный светом толстой зеленой свечи. В руку довольно бесцеремонно вложили стакан, но сил поднести его ко рту еще не было.
— Нашатырь!
Хрустнула ампула, и в нос ударил резкий запах нашатырного спирта.
— Оставьте нас!
Прошло еще несколько минут, прежде чем Петрович смог раскрыть глаза. В комнате было довольно сумрачно, хотя за плотными шторами угадывался дневной свет. Знакомая до слёз планировка хрущобы. У окна под креслом-качалкой поскрипывает пол. Посередине комнаты белой краской очерчен круг, разделённый на четыре части. В центре круга большая зелёная свеча. На стенах какие-то знаки — не каббала как будто, но что-то очень знакомое.
— Вам лучше?
— Мы-мы-мымм…
— Хотите кофе?
— Ы-ы, – Петрович силился сказать «нет», — н-ны-ыы.
— Ещё воды?
— Д-ды-ы-ы…
— Ещё воды!
После второго стакана сушняк слегка отступил, и сознание прояснилось. Петрович притворялся немощным, выигрывая время. Хозяин продолжал раскачиваться в кресле. За окном раздалось характерное дребезжание трамвая, преодолевающего крутой поворот. «Ласнамяэ, — подумал пенсионер, — чертово Ласнамяэ, улица Маяка. Шуты гороховые».
— Вижу, что вы пришли в себя. Приношу вам искренние извинения за причиненное неудобство.
— М-м-мым…
— Обычное дело. Это скоро пройдет. Мы вынуждены были прибегнуть к конспирации, у нас много врагов.
— М-мы-ы…
— Надеюсь, вы принимаете наши извинения. Вероятно, вы понимаете, зачем вы здесь?
— Ы-ы-ы…
— Перестаньте придуриваться, Николай Петрович, вы уже давно можете изъясняться связно. Мы проверяли действие хлороформа на наших сотрудниках. По моим расчётам, вы уже минут пять, как соображаете отлично. Впрочем, если вам так нравится…
— Ны-ыы..
— Еще воды? Так бы и сказали, чёрт вас возьми! Воды!
Всё еще судорожно постукивая зубами о край стакана, Петрович пил воду мелкими глотками. Голос незнакомца в кресле теперь показался ему очень знакомым. Между тем глаза начали привыкать к сумраку, и явственно стала видна окладистая мелкая бородка на бледном лице незнакомца, прикрытом большими очками в тяжелой старомодной оправе. Лицо это тоже показалось знакомым.
— Как вы себя чувствуете, Николай Петрович? – притормозил движение качалки незнакомец. — Ну, и чёрт с вами! Не хотите говорить, воля ваша! Так слушайте!
Кресло-качалка возобновила убаюкивающие движения. Незнакомец выдержал паузу, и начал, как бы с трудом, подбирая слова.
— Видите ли, Николай Петрович… Право, не знаю даже с чего и начать… Вот разве, что с пантеона богов. Русских, разумеется, богов. Пусть вас не смущает это обстоятельство. У них бог еврейский, у нас боги русские. Вот, такие пироги с котятами, н-да! Наш, русский Всевышний это космический абсолют, объединяющий космос и всех богов в единое целое. Имя Всевышнего Оум! — незнакомец приложил ко лбу сомкнутые ладони. — Все остальные боги — это всего лишь ипостаси Всевышнего…
Петрович прикрыл рукой глаза. Где-то он это уже слышал: низшее подобно высшему, всё во всём и ни в чём. Незнакомец, воодушевляясь, продолжил свою лекцию.
— Чтобы вам было понятно, скажу проще. Ипостась — это определенная функция Всевышнего в определенном промежутке времени и пространства. Вы следите за моей мыслью?
Петрович кивнул головой, но руки, прикрывающей глаза, не убрал.
— Я поясню вам при помощи аналогии, чтобы вам было понятнее. Смотрите, вот человек, он и есть человек. Но вот он взялся за плуг и стал пахарем, оставаясь человеком. Взялся за меч и стал воином, оставаясь человеком. Разница в том, что человек, будучи человеком, не может быть одновременно и пахарем, и сеятелем, и воином, и костоправом, и учителем, а Всевышний может. Это понятно?
Петрович кивнул и поерзал в кресле, устраиваясь поудобнее. Лекция обещала быть длинной и отменно скучной.
— Ипостаси русского Бога — это субличности. Поясню на аналогии. Вам бывало страшно? Знаю, что бывало, но вы сами могли перебороть свой страх. А вот другой пример, вам не хочется что-то делать, но вы заставляете себя преодолеть лень и так далее. Видите, здесь как бы присутствуют два человека: одному страшно, но другой заставляет преодолеть страх, одному лень, но другой заставляет первого преодолеть её. Это свидетельство того, что личность человека, его индивидуальное «я» состоит из субличностей. Вам уже не интересно?
— Отнюдь, — с трудом разжал сухие губы Петрович, — продолжайте, прошу вас.
— Благодарю, — незнакомец снял очки, протер их пальцами и, близоруко прищурившись, посмотрел через стёкла на пламя свечи. — Я постараюсь покороче. Итак, Всевышний не является ни добром, ни злом. Он объединяет в себе всё. Он — Космос, Он — любовь и ненависть. Он — все боги. Он — созидание и разрушение. Словом, русский Бог — это настоящий абсолют.
— Это имеет какое-то отношение к моему визиту, — прервал незнакомца Петрович, — или так, в чисто просветительских целях?
– Умерьте иронию, Николай Петрович, – всё гораздо хуже, чем вы думаете, гораздо хуже. Поклоняться Всевышнему можно только конкретным путем. Можно через светлых богов — Сварога, Перуна или Велеса, а можно и путем зла — через Чернобога.
— Знаю, знаю! Путь к богу лежит либо через добро, либо через умножение зла. Второй путь мне точно не подходит.
— Видите ли, Николай Петрович, наш, русский Бог — это вместилище всех богов, но важно уяснить, что Оум, — незнакомец снова приложил ко лбу сомкнутые ладони, — это не единственный бог. Единственный бог — это лживые выдумки однобожников и сатанистов. Они желают скрыть от людей знание о том, что богов много. Чернобог желает быть единственным богом, потому что он сам отрицает светлых богов. Чернобог — это тот, кого вы называете Сатаной. Вы ведь боитесь Сатаны, Николай Петрович?
— Боюсь, что отрицать глупо.
— Вот и славненько, видите, как мы далеко продвинулись! Думаю, что про двуполого бога Рода вам неинтересно, а ведь это именно он породил бога солнца Ра. Род — это поразительный бог! Он одновременно отец богов и мать богов. Он выделил из себя мужское начало — бога Саврога и женское начало — богиню Ладу.
Петровичу очень к месту на ум пришли слова некогда популярной песенки: «Даже если будешь бабушкой, всё равно ты будешь Ладушкой» и резвый припев «Л-лада!» Однако тут всё было серьезнее.
— Теперь вы понимаете, что основная ипостась бога Рода — это участие во всех рождениях. Это он породил священную корову Земун и козу Седунь.
Петрович шевельнулся, устраиваясь поудобнее, однако незнакомец расценил движение, как незаданный вопрос.
— Как, вы не знаете, кто такая коза Седунь? Ну, как же! Из сосцов коровы Земун и козы Седунь вылилось молоко, которое стало нашей галактикой. Надеюсь, вы слышали про Млечный путь? Хорошо. Тогда вы поймете, что это именно Род породил Мировую Уточку, в свою очередь породившую низших богов. Чтобы вы не запутались, поясню вам, что низшие боги — это, по-вашему, демоны.
«А причём тут коза? — Петрович понимающе кивнул головой. — Где-то я уже слышал что-то там про козу, которая живет в ванной и которую можно с кем-то там перепутать, если закрыть глаза». Весь этот «опиум для народа» в качестве вступления к разговору о списке Чёрного человека уже изрядно поднадоел, но вторую дозу хлороформа без инфаркта ему не пережить.
— Ау! Николай Петрович! Не спите! Я перехожу к самой важной части. Вам приходилось что-нибудь слышать про Триглава?
— Языческий эквивалент христианской Троицы.
— Неправда ваша! — Голос незнакомца звучал торжествующе. — Христиане украли ипостаси Триглава и одели их на своего еврейского бога, как овечью шкуру на волка!
— Не увлекайтесь, прошу вас, — Петрович даже закашлялся от волнения, — моему терпению тоже есть предел.
— Простите, Николай Петрович! Уж очень это больная тема для русского человека. Итак, русский Триглав — наш триединый бог. Он имеет три ипостаси — Явь, Навь и Правь. Явь — это реальная ипостась бытия, весь материальный мир, если хотите. Навь — это мнимая ипостась бытия, это пространство ложных идей, наваждений, мороков, соблазнов и пороков. Навь — противостоит Прави. Правь — это потенциально правильная ипостась бытия. Потенциально!
Вверх взлетел указательный палец:
— Жить по Прави — это значит правильно думать, правильно говорить, правильно поступать. Правь — это система правил, установленных Сварогом.
— Я устал от вашего пантеона, Георгий… э-э… Павлович, если не ошибаюсь. Вы еще не добрались до середины, а уже успели мне изрядно надоесть вашими коровами и козами. Скажите мне прямо, чего вы от меня хотите?
Праправнуки коровы Земун
Пораженный незнакомец перестал раскачивать кресло. Теперь, когда инкогнито было раскрыто, доктор Смальцев понятия не имел, как ему выкрутиться из щекотливой ситуации. После опознания похищение пенсионера выглядело уже не так таинственно, как ему бы того хотелось. Более того, похищение с хлороформом выглядело ужасно, одновременно смешно и мелкоуголовно.
— Вы ошиблись, — дрожащим голосом произнес Смальцев, — я не тот, за кого вы меня принимаете.
— Действительно, вы не тот, за кого я вас принимал до сегодняшнего дня. Скажите, зачем вам понадобился весь этот спектакль? Кто вы, доктор Смальцев?
Петрович перешел в наступление, хотя всё еще опасался пижонов с хлороформом, покуривавших на кухне хрущобы. Впрочем, отступать было поздно.
— Вы позволите мне закончить?
— Позволю, конечно, я ведь только гость, — Петрович нагло ухмыльнулся, — отчего бы не сделать одолжение хозяину.
— Благодарю вас, — Смальцев снял очки, — хотите еще воды? Нет? Как хотите. На ваш вопрос я отвечу чуть позже.
— Пропустите лишнее, Георгий Павлович, мой вам совет, и переходите прямо к делу.
— Я возглавляю организацию наследников Велеса.
— Организация тайная?
— Разумеется, тайная. У нас много врагов, причем тайных врагов больше, чем явных. Вы должны простить нас.
— Вас! — Эхом отозвался Петрович.
— Нас! — упорствовал Смальцев. — Решение было принято на Малом вече. Вам должно быть известно, что Велес приходится сыном богу Роду и корове Земун. Велес издревле почитался богом мудрости. В Малой Азии его называли Ваал, в Индии Валу. Наш, русский Велес покровитель могущественной касты волхвов.
— Признаться, я думал, что вы доктор исторических наук, а вы, оказывается, в волхвы подались.
Петровича стало утомлять затянувшееся вступление, и он решил срезать все прямые углы.
— Это наследственное, Николай Петрович, это или есть, или его нет.
— Какое это имеет отношение к тому, о чём вы меня собираетесь спросить?
— Самое прямое, — неожиданно взволновался Смальцев, — вы даже не представляете, как это важно!
Вновь заскрипело кресло-качалка. Пламя зелёной свечи колыхнуло сквозняком, это на повышенные тона в кухне тихонько приоткрыли дверь.
— Оставьте нас одних! — Взвизгнул Смальцев. — Если вам там нечего делать, то приготовьте нам кофе! Простите, Николай Петрович, на чём я остановился? Ах, на Велесе! Так вот, через Велеса у волхвов прямой выход на бога Рода. Это очень важно! Очень!
Смальцев внезапно остановил качалку и поднял над головой указательный палец правой руки. Петрович едва не расхохотался, восторгаясь пафосу, распиравшему похитителя пенсионеров.
— Не смейтесь! Прошу вас, не смейтесь! Это так важно! Бог Род владеет книгой ипостасей. Это подлинная книга судеб! Когда рождается новый человек, то его ипостась заносят в книгу Рода.
— Покажите мне эту книгу! Немедленно!
— Увы, Николай Петрович, это не в моей власти.
— Отчего же, господин волхв, или как вас там теперь называть?
— Как хотите, так и называйте, — печально отозвался Смальцев, — но я не могу показать вам книгу. Почему, спросите вы? Просто вы и есть книга. Каждый человек — это книга. При рождении ребенка Род берет половину генетической информации от отца, а вторую от матери. Иногда Род прибавляет что-нибудь от себя. Иногда вмешиваются другие боги. Чаще всех это делает матерь большинства богов Лада, но если Род не поспешит захлопнуть книгу судьбы, то может вмешаться сам Чернобог. Дар богов определяет ипостась или ипостаси.
— Если я правильно понял, — заинтересовался Петрович, — то именно дар богов определяет предназначение человека.
— Совершенно верно. Например, вмешается бог огня Симаргл, быть человеку кузнецом, кочегаром или пожарным, или даже сапером.
— Забавно, Георгий Павлович, забавно. Значит, свой дар волхва вы получили от Велеса?
— Это очевидно, но вернемся к книге ипостасей. Книгу ипостасей невозможно переписать, но пределы судьбы можно расширить.
— Как вы себе это представляете?
— Очень просто, Николай Петрович, очень просто. Если в жизни вы выберете Правь, то светлые боги расширят пределы вашей судьбы. Если же вы прельститесь Навью, то вашим сердцем завладеет Чернобог. Вы станете игрушкой в его руках.
— А если я выберу ваш абсолют?
— Глупо, Николай Петрович, очень глупо. В вас говорит христианин. Это вы выбираете Христа и думаете, что получаете всё. Поймите, наконец, что нельзя выбрать самого Всевышнего! Оум! — Смальцев приложил ко лбу сомкнутые ладони. — Это всё равно, что отказаться от выбора вообще! Поймите же, наконец, что Всевышний — это весь, понимаете, весь космос! Он сам дает человеку возможность выбора между добром и злом.
— Успокойтесь, Георгий Павлович! Я знаю, что отказ от выбора — это тоже выбор, причем не в пользу добра. Кстати, где ваш кофе?
В ту же минуту пижоны-наследники, словно ожидавшие команды, вкатили в комнату сервировочный столик с двумя изящными фарфоровыми чашечками и таким же кофейником. Кофе оказался крепким и сладким.
— Простите, Николай Петрович, мне мою горячность. Прошу вас понять, что судьбу человека можно расширить, но невозможно переписать заново. Представьте себе, что связь человека с богом двусторонняя. От бога к человеку и от человека к богу. Только профессиональный эгрегор дает возможность приобщиться к знаниям богов и насытить их любопытство эмоциями смертных.
— Насытить любопытство, и это всё, что вашим богам от нас нужно? Волхвам дано видеть будущее?
— Не всем, если речь идет о конкретных судьбах, только наиболее достойным. Волхвы могут предвидеть будущее только в самых общих чертах. Нельзя похищать у богов то, что принадлежит только им.
— Что вы хотите от меня?
— Список. Мы хотим взглянуть на список.
— Зачем?
— С вашим списком происходит что-то непонятное. Кто-то нашёл способ переписывать человеческие судьбы. Это очень опасно.
— А список-то вам зачем, если вы и так знаете, что происходит?
— Мы можем спасти конкретных людей.
— Если вы не можете защитить их от переписывания судьбы, то как вы можете их спасти?
— Николай Петрович, вы забываете о возможностях эгрегора. Коллективный разум способен на многое. Мы должны попробовать. Русские боги не оставят нас в беде! Уверяю вас, это единственный способ остановить их!
— Кого «их»?
— Я не знаю! Сегодня еще не знаю, но обязательно буду знать.
— Вы хотите знать, есть ли в списке ваше имя?
— Клянусь Сварогом!
— Почему не Велесом?
Доктор Смальцев на секунду задумался. Действительно, а почему он клянется Сварогом, а не Велесом? Нет ли тут какого-нибудь подвоха?
— Потому что Сварог есть бог неба, духовный владыка вселенной и родоначальник славянских богов. Уверяю вас, Николай Петрович, что меня не интересует конкретное содержание списка. Я, то есть мы, хотим видеть документ в целом. У нас есть основания предполагать, что список — это магический артефакт, настолько неординарный, что способен к самостоятельным действиям.
Последняя фраза заинтересовала пенсионера. Можно сказать, что он не выпускал списка из рук, но в нём сама собой появилась фамилия Макара Евлова. Что, если завтра в нём появится еще чья-нибудь фамилия?
— Поясните мне последнюю вашу фразу, доктор Смальцев. Что значит «способный к самостоятельным действиям»?
Смальцев на минуту задумался. Время этой минуты тянулось так медленно, словно ею завладела обманщица Навь.
— Как бы это вам попроще сформулировать… Кто-то развязал против нас войну. Не войну даже, а психологический террор. Нас подталкивают к самоуничтожению, что ли… Или к чему-то иному, как будто выходящему за пределы Яви и Нави, туда, где вообще не действует Правь. Как будто нас выталкивают за пределы нашей вселенной, за пределы нашего космоса, за пределы нашего абсолюта.
— Вы противоречите себе, уважаемый Георгий Павлович. Коли есть нечто могущественнее вашего абсолюта, то ваш абсолют вовсе и не абсолют. Я повторяю вопрос про самостоятельность действий!
— Смейтесь, смейтесь! — Доктор Смальцев едва не выронил кофейную чашку. — Запутали вы меня с вашим абсолютом!
— Я?! А вы шутник, господин волхв!
Петрович вложил в «волхва» бездну иронии, но Смальцев этого как-будто и не заметил
— Простите, Николай Петрович, я несколько увлекся. Вы спрашивали меня про самостоятельность действий списка, так? Нам ещё не приходилось сталкиваться с подобным явлением, но мы предполагаем, что сам список накачан таким количеством магии, что произошло частичное одушевление, и теперь он сам решает, кому изменить судьбу.
— Это вы сейчас о бумаге?
— Нет, это я о списке!
— А есть разница?
— Разумеется! Бумага — это только бумага. Чистая бумага — tabula rasa. Она приемлет всё – и добро, и зло одинаково. Грязная бумага уже носитель информации. Чтобы бумага приобрела силу, её надо соответствующим образом оформить. Вы же знаете поговорку «Без бумажки — ты букашка, а с бумажкой человек!» Информацию, программу или в нашем случае список кладут на бумагу, соединяя одно с другим при помощи магии. Список — это всего лишь бесплотная идея. Бумага легко уязвима. Она может промокнуть, замаслиться, сгореть, наконец. Идея, скрепленная с бумагой при помощи магии, становится с ней единым целым.
— В нашем случае, одушевленным целым, — скептически произнёс Петрович. — Должен сказать, что вы меня не убедили. Мне опять придётся нюхать хлороформ или обойдемся без эффектов?
Смальцев как-будто и скепсиса не уловил.
— У меня есть для вас новость.
Смальцев медленно поднялся с кресла-качалки и переступил через круг со свечой. «Сейчас они меня удавят, — подумал Петрович, — тихо удавят и утопят в ласнамяэском карьере. Там есть глубины больше двадцати метров. Нет, они похоронят меня в какой-нибудь братской могиле, которую же и охраняют! Какой же я дурак!» Пенсионер оглянулся, ища и не находя в полумраке пути к отступлению.
В комнату тихо вошли пижоны-наследники в вязаных шапочках и стали за спиной Смальцева. Руки они сложили на причинном месте, а ноги расставили на ширине плеч. Смальцев прижал к переносью оправу очков указательным пальцем правой руки. Когда очки водворились на переносицу, указательный палец упёрся Петровичу в лоб. Торжественный момент расставания сразу же приобрел трагический пафос.
— Вам больше никто не поможет. Оракула больше нет.
— Как это нет?
Смальцев не солгал. Это действительно была новость. В планах Петровича было навестить Пифию ещё раз. У него к ней накопилась масса вопросов.
— Пифия утонула.
— Как это утонула?
— А вот так! — Голос волхва Смальцева исходил откуда-то из его чрева, подсвеченного снизу и сзади колеблющимся пламенем свечи. — Говном захлебнулась.
— ?!
— Мэр вчера отдал распоряжение задействовать старый канализационный коллектор. Рано утром кто-то очень торопливый залил оракул городскими нечистотами. Пифию никто не предупредил.
_________________________
<<< Начало ищите здась
