Серебряный век. Михаил Кузмин. 2
Источник: | Фото взято из оригинала статьи или из открытых источников
19.10.20 | 12582


Нет описания фото.

Успенье
 
Богородицыно Успенье
Нам нетленье открыло встарь.
Возликуйте во песнопеньи,
Заводите красно тропарь.
Во саду Богоматерь дремлет,
Словно спит Она и не спит,
В тонком сне Она пенью внемлет, -
Божий вестник пред Ней стоит.
Тот же ангел благовествует,
Но посуплен и смутен он,
Ветвью темною указует,
Что приходит последний сон.
Наклонилась раба Господня:
- Вот готова я умереть,
Но позволь мне, Господь, сегодня
Всех апостолов вновь узреть. -
Во свечах, во святых тимьянах
Богородицы чтут конец,
Лишь замедлил во Индинианах
Во далеких Фома близнец.
Он спешит из-за рек глубоких,
Из-за сизых высоких гор,
Но апостолов одиноких
Неутешный обрел собор.
Говорит Фома милым братьям:
«Неужели я хуже всех?
Богородицыным объятьям
За какой непричастен грех?
Жажду, братия, поклониться,
Лобызать тот святой порог,
Где Небесная спит Царица
На распутий всех дорог».
Клонит голову он тоскливо,
Греет камни пожаром уст...
Гроб открыли... Святое диво!
Гроб Марии обрящен пуст.
Где Пречистой лежало тело,
Рвался роз заревой поток.
Что ручьем парчевым блестело?
То Владычицы поясок.
О, цветы! о, ручьи! о, люди!
О, небес голубая сень!
О златом, о нетленном чуде
Говорится в Успеньев день.
Ты и Дева, и Мать Святая,
Ты и родина в пору гроз:
Встанет, скорбная, расцветая
Буйным проливнем новых роз!
 
1916
 
Ходовецкий
 
Наверно, нежный Ходовецкий
Гравировал мои мечты:
И этот сад полунемецкий,
И сельский дом, немного детский,
И барбарисные кусты.
 
Пролился дождь; воздушны мысли.
Из окон рокот ровных гамм.
Душа стремится (вдаль ли? ввысь ли?),
А капли на листах повисли,
И по карнизу птичий гам.
 
Гроза стихает за холмами,
Ей отвечает в роще рог,
И дядя с круглыми очками
Уж наклоняет над цветами
В цветах невиданных шлафрок.
 
И радуга, и мост, и всадник, -
Все видится мне без конца:
Как блещет мокрый палисадник,
Как ловит на лугу лошадник
Отбившегося жеребца.
 
Кто приезжает? кто отбудет?
Но мальчик вышел на крыльцо.
Об ужине он позабудет,
А теплый ветер долго будет
Ласкать открытое лицо.
 
1916
 
***
Ведь это из Гейне что-то,
А Гейне я не люблю.
Твой шепот, полудремота
Весенняя, я ловлю.
 
Во Франкфурте, что на Майне,
Серенький, теплый денек, -
Обречен я сладкой тайне
И свято ее сберег.
 
Зовут Вас фрейлейн Ревекка,
А может быть, фрау Рахиль.
Про Вас говорили от века
Песни, картина ль, стихи ль.
 
Увижу ль хоть край одежды?
Откроется ль новый мир?
Поэту так мало надежды:
Отец Ваш – важный банкир. -
 
На крыши надменных зданий,
Дождик, слезы пролей!
Из всех прощенных страданий
Страданья любви – светлей.
 
1916
 
***
На твоей планете всходит солнце,
И с моей земли уходит ночь.
Между нами узкое оконце,
Но мы время можем превозмочь.
 
Нас связали крепкими цепями,
Через реку переброшен мост.
Пусть идем мы разными путями —
Непреложен наш конец и прост.
 
Но смотри, я — цел и не расколот,
И бесслезен стал мой зрящий глаз.
И тебя пусть не коснется молот,
И в тебе пусть вырастет алмаз.
 
Мы пройдем чрез мир как Александры,
То, что было, повторится вновь,
Лишь в огне летают саламандры,
Не сгорает в пламени любовь.
 
 
***
Протянуло паутину
Золотое «бабье лето»,
И куда я взгляд ни кину —
В желтый траур все одето.
Песня летняя пропета,
Я снимаю мандолину
И спускаюсь с гор в долину,
Где остатки бродят света,
Будто чувствуя кончину.
 
* * *
Снега покрыли гладкие равнины,
Едва заметен санок первый след,
Румянец нежный льет закатный свет,
Окрася розою холмов вершины.
 
Ездок плетется в дальние путины,
И песня льется, песня прошлых бед, —
Простой и древний скуки амулет, —
Она развеет ждущие кручины!
 
Зимы студеной сладко мне начало,
Нас сочетала строгая пора.
Яснеет небо, блекнет покрывало.
 
Каким весельем рог трубит: "пора!"
О, друг мой милый, как спокойны мысли!
В окне узоры райские повисли.
 
(Август 1908 — март 1909)
 
 
ТРОЕ
 
Уезжал я средь мрака:
Провожали меня
Только друг да собака.
 
Паровозы свистели:
Так же ль верен ты мне?
И мечты наши те ли?
 
Надвигались туманы:
Неужели во тьме
Только ложь и обманы?..
 
Только друг, да собака
Пожалели меня
И исчезли средь мрака.
 
* * *
Господь, я вижу, я недостоин,
Я сердцем верю, и вера крепка:
Когда-нибудь буду я Божий воин,
Но так слаба покуда рука.
Твоя заря очам моим брезжит,
Твое дыханье свежит мне рот,
Но свет Твой легкий так сладостно нежит,
Что сердце медлит лететь вперед.
 
Я умиляюсь и полем взрытым,
Ручьем дороги в тени берез,
И путником дальним, шлагбаумом открытым,
И запахом ржи, что ветер принес.
Еще я плачу, бессильно бедный,
Когда ребенка бьют по щекам,
Когда на просьбу о корке хлебной
Слышат в ответ сухое: «Не дам!»
 
Меня тревожит вздох мятежный
(От этих вздохов, Господь, спаси!),
Когда призыв я слышу нежный
То Моцарта, то Дебюсси.
Еще хочу забыть я о горе,
И загорается надеждою взор,
Когда я чувствую ветер с моря
И грежу о тебе, Босфор!
 
Еще я ревную, мучусь, немею
(Господь, мое счастье обереги!),
Еще я легким там быть не смею,
Где должны быть крылаты шаги.
Еще я верю весенним разливам,
Люблю левкои и красную медь,
Еще мне скучно быть справедливым, —
Великодушьем хочу гореть.
1916
 
Последние новости